Этери Тутберидзе: если воспитание проецировать на спорт, получится дисциплина

Тренер двукратной чемпионки мира в женском одиночном катании Евгении Медведевой и чемпионки мира среди юниоров Алины Загитовой Этери Тутберидзе в интервью корреспонденту агентства «Р-Спорт» Андрею Симоненко делится секретом успеха своих учениц и подробно разбирает причины неудач своих учеников. Как воспитать фигуриста, способного бороться за мировые вершины? Что лежит в основе плодотворных тренировок? Как получать удовольствие от тяжелой работы? Что такое Олимпиада — кульминация карьеры или обычный старт? В материале, который перед вами, рассуждения на эти и многие другие темы. А еще, может быть, впервые — откровенные истории расставания Тутберидзе со своими воспитанниками, в том числе с олимпийской чемпионкой Юлией Липницкой.

«Питкеев бросал коньки в урну, надеясь, что кто-то принесет их обратно»

— Этери Георгиевна, многие специалисты объясняют превосходство наших соперников в мужском фигурном катании антропологическими причинами. Вы верите в азиатскую кость и азиатские мышечные волокна, благодаря которым якобы легче прыгать?

— Я бы в целом говорила о Востоке. Мне кажется, они действительно чуть-чуть другие. В определенных видах спорта им легче.

— И все же, в первую очередь это физиология или менталитет?

— Менталитет. Они воспитаны так, что не задают вопросов. Даже в собственных мыслях. Наш спортсмен начинает в голове сам с собой обсуждать задание тренера — надо его делать или не надо. Особенно если это задание связано с повтором. «Ага, но я же сделал только что это, значит, тренеру не понравилось?» Возникает внутренний конфликт, и он мешает работе. У восточных людей этого нет. Им сказали, неважно, сделать или переделать, и они идут и делают.

— Почему тогда раньше у тех же японцев в фигурном катании успехов не было? Началось все только с Такеси Хонды в конце 90-х.

— Колесо тогда запустили, а результаты пришли позже. Финансирование стало увеличиваться, фигуристы, тот же Юдзуру Ханю, получили возможность тренироваться за границей. И еще в Японии поняли, что внутри страны закрываться им не нужно. Да и в целом в Азии. Не в обиду азиатским спортсменам будет сказано, ведь практически все они в какой-то момент уехали и продолжили карьеру за рубежом.

— Что все-таки нам делать с мужским одиночным катанием, как догонять соперников? Искать мальчика с менталитетом, похожим на азиатский, или работать с теми, кто есть?

— Здесь я уже только про себя могу сказать — ничего не остается, кроме как работать с тем материалом, что есть, и пытаться создать свой продукт. Я сказала сейчас специально два слова, которые могут очень не понравиться читателям – «материал» и «продукт». Но это так и есть. Та же Женя Медведева — это продукт нашей фабрики.

— Материал, из которого можно было бы сделать чемпионский продукт в мужском одиночном катании, вам пока не попадался?

— Ну, вот смотрите: Адьян Питкеев — очень талантливый мальчик. Нравился и судьям, и зрителям. С калмыцкими корнями. Из спортсменов нашей группы был ближе всех к тому материалу, из чего хотелось лепить продукт.

— Почему не получилось?

— Начался переходный возраст и у спортсмена начало возникать слишком много вопросов… У нас в тот момент на одном уровне катались несколько парней, но тренерский состав должен был ежедневно доказывать свою любовь именно к нему. У него возникали искренние слезы, когда ему казалось, что он не нужен. Хотя, конечно же, он был нужен, а как иначе? Но он думал по-другому, и целый тренировочный период, который он провел в таком состоянии, и привел к тому антирезультату, на котором все закончилось. Где-то были даже срывы тренировок. Парень убегал, выбрасывал коньки в урну… Конечно, он не хотел бросать кататься. Но он хотел, чтобы кто-то достал эти коньки из урны, вытер, принес обратно в раздевалку и позвонил со словами «Адьян, возвращайся».

Более того, сейчас получается так, что парни из другого поколения вдруг начинают вести себя так же. Хотят проявления нашей любви именно в такой форме. А я этого не понимаю.

— Это то, о чем вы сказали на недавней пресс-конференции — жалость не про вас?

— Во время работы жалость не помогает. Серьезно. К чему она приведет? К результату?

— У меня прямо сейчас картинка перед глазами — произвольная Питкеева на чемпионате России сезона-2015/16 в Екатеринбурге. Он очень неудачно падает с четверного, срывает прокат, ему больно, и вы встречаете его у бортика резкой фразой: «Раз вышел – терпи».

— Да. Раз вышел — надо кататься.

— Но, может быть, он в тот момент хотел других слов? Той же жалости?

— К этому старту он уже подошел в том состоянии, которое к такому прокату и привело. В тренировочном процессе уже была некоторая провокация. На протяжении года до этого чемпионата было очень тяжело. Практически за год до Екатеринбурга у Адьяна был чемпионат Европы, куда он не хотел ехать. Кричал на тренировках: «Снимите меня, не хочу ехать туда туристом». Как это – «снять»? Почему «туристом»? Перед этим чемпионатом Европы был шикарный чемпионат России. Почему вдруг он начинает так себя вести? Мы его уговорами, любовью, снова уговорами, и в итоге практически силой на этот чемпионат повезли. Но перед соревнованиями был не тренировочный процесс, это было безобразие. И в итоге на этом чемпионате Европы Адьян нам всем своим видом и катанием показывал: не нужно вам было меня сюда везти, я же вам говорил, что не готов соревноваться!

Нормальное фигурное катание с Адьяном у нас в какой-то момент началось… с отца. Очень долго парень выступал на соревнованиях так – «бабочка» здесь, «бабочка» там… Неряшливо катался, не проявлял себя, хотя уже здорово прыгал. Отцу, который ничего не понимает в фигурном катании, это надоело, и он заявил сыну: еще раз ты приедешь без медалей — заканчиваешь. Ко мне прибежала мама вся в слезах… «Что делать, отец строгий, его не ослушаться, как Адьян будет занимать места на пьедестале каждого соревнования?».

Я не знаю, что случилось, но с этого момента Адьян настолько стал сконцентрирован, что пошел объемный рост. Он был весь в работе. И практически на всех следующих стартах занимал места на пьедестале. И это, я уверена, произошло благодаря вмешательству отца.

Но потом на определенном этапе родители «выключились». А мне кажется, здесь надо было строже отнестись к Адьяну. Это непростой возрастной период, в котором парень себя ищет. Может быть, не получая еще любви от девушки, хочет получать эту любовь от нас, мне трудно сказать точно причину такого поведения. Но это происходит, в чем я убеждаюсь уже на примере других детей. Родители считают, что дети уже взрослые, сами понимают, что им нужно. Но они не понимают — ни мальчики, ни девочки! Поэтому им очень нужна поддержка родителей. С утра до вечера и, более того, с вечера до утра. Родители должны обеспечить сыну или дочери отдых. Встретить дома или, может быть, у метро. Накормить, уложить спать. Сделать так, чтобы ребенок чувствовал поддержку. Чтобы он утром встал не в тот момент, когда родители еще спят, а когда уже готов завтрак. Родители должны спрашивать у ребенка как идут тренировки, а, может быть, и приезжать иногда на каток. Да, это сложно, но это такой вид спорта.

Если ребенок выигрывает медаль, родителям нельзя начинать думать — ну все, теперь дальше он сам. Не будет он ничего делать сам. Спортсмен должен, знаете, отражаться таким рикошетом от тренера к родителям, от родителей к тренеру. Говорят же, что настоящие спортсмены не приспособлены к реальной жизни, что когда они заканчивают карьеру, то оказываются в свободном плавании и приходят в ужас от того, что им все приходится делать самим.

— Но это типично наша история. За границей же не так.

— По-разному бывает. За того же Ханю все делают, вплоть до того, что сумки ему носят. Не потому что он избалован, просто его лишили необходимости решать какие-либо вопросы помимо льда. Он сконцентрирован только на том, что должен размяться и откататься.

— Марина Зуева рассказывала, что никогда в жизнь учеников не вмешивается, потому что они самостоятельны, говоря о тех же Тессе Вирчу/Скотте Мойре, Мэрил Дэвис/Чарли Уайте, когда они у нее катались.

— Я тоже в жизнь своих учеников вне льда не вмешиваюсь, поэтому и говорю про роль родителей. А что касается канадцев и американцев, так они совершенно другие. За фигурное катание там платит сам спортсмен, более того, очень часто он на него и зарабатывает. И понимает, что каждая минута на льду стоит денег. И ценит эту минуту. А как сделать, чтобы наши спортсмены начали свое время ценить, если у них этот лед просто есть и все? Они выходят, пять минут чехлы с коньков снимают, десять минут сморкаются, потом шнурки перевязывают. Потому что для них время — не деньги.

Я вспоминаю случай, который произошел, когда я тренировала в Америке. Занималась у меня одна девочка. Ее родители очень хотели, чтобы она запрыгала, а я боялась, что она может травмироваться. Она была очень высокая, с длинными ногами… И я старалась делать все, чтобы тренировка проходила с меньшим количеством прыжков. Она выходит на лед, а я ее начинаю спрашивать: как у тебя дела, как ты себя чувствуешь, как в школе? А она мне вдруг говорит: «Этери Георгиевна, уже минута от тренировки прошла, а мы все еще разговариваем».

Девочке лет 13. И мне стало стыдно за то, что я тянула время. Я не могу себе представить ни одного спортсмена у нас, в России, который мне так бы ответил! Наоборот, очень часто они как приклеенные у бортика стоят. Не ценят этого времени.

— Это часто произносят как шутку, но, может быть, нашим фигуристам действительно могло бы помочь присутствие рядом с ними какого-нибудь натурализованного японца? Чтобы было с кого брать пример в плане его работоспособности…

— Да не в работоспособности дело, а в воспитании. В восточных людях заложено огромное уважение к окружающим. В Японии, когда люди здороваются, они кланяются. В Америке, когда здороваются, спрашивают как у тебя дела. У незнакомого человека спрашивают «How are you!», а у нас этого, боюсь, никогда не будет. Очень часто люди просто проходят мимо и не здороваются.

— И если воспитание проецировать на спорт…

— То получится дисциплина! Понимание того, что не обсуждается. У меня достаточно спортсменов, которые выполняют задание, но внутренне все равно сомневаются. Я же это вижу! Он получил задание, пошел выполнять, но мозг кипит: «А зачем?» Кто-то лицо скривит, и все сразу понятно становится – выполнено будет задание или не выполнено. Ведь какую спортсмен телу установку даст, так оно и поступит.

— Спортсмен не должен заниматься самокопанием?

— Если ты приехал на соревнования и у тебя что-то не сложилось, ты обязательно должен найти причину. Но не надо эту причину искать в других. Потому что получится, что ты это никогда не исправишь, так как от тебя это не зависит: тебя тренер плохо подготовил, родители не накормили, кто-то выкрикнул тебе под руку, когда ты вставал в стартовую позу, и ты не смог настроиться — если ты считаешь, что в этом причина, то ты сдался ситуации. Но ты можешь найти причину в себе, и на будущее, даже если ты останешься без обеда или тренер вообще не сможет с тобой приехать на старт, ты откатаешься так, как ты хочешь, потому что эту причину исправишь.

«Не нужно короновать четверные прыжки»

— Если все же попробовать подвести черту под темой работы с мальчиками…

— Очень сложная ситуация. Я ведь пытаюсь анализировать, искать причину, почему не получается. Это такая же история: если я буду говорить себе, что это факторы, не зависящие от меня, значит, я проблему не решу. Если я буду говорить, что у них воспитание, Восток, а мы не такие мягкие и координированные, значит, мы никогда не вырастим своего спортсмена, который будет на равных бороться за первые позиции в мире. Так и будем сдаваться. Поэтому всеми этими вопросами я давно задаюсь, и сейчас пришла к тому, что надо попытаться взять совсем маленького ребенка и пытаться менять его менталитет отношения к прыжкам. Не нужно «короновать» четверные. Мы ведь не станем хлопать в ладоши, когда спортсмен исполняет тройной риттбергер? Почему надо аплодировать четверному риттбергеру? Надо к четверным относиться как к обычным прыжкам. Тогда и спортсмен не будет говорить себе «я должен дозировать четверные» или «я могу травмироваться». Все эти мысли ведь материализуются.

— Сейчас у вас есть 14-летний Илья Скирда, в Финале Гран-при он боролся с теми, кто на два-три года старше. У него есть время и перспективы вырваться в лидеры?

— У него сейчас очень сложный период. Он должен преодолеть себя и запрыгать. Преодолеть. Проявить характер. И семья здесь должна его поддержать. Но не только словами «я люблю тебя, иди катайся». Этого недостаточно. Может быть, относиться к нему строже. Если мы видим, что спортсмен выходит на лед не настроенный, не сконцентрированный, то ему, выражаясь русским языком, надо вынуть мозг за плохую тренировку. А это работа. Постоянно ругаться, доказывать — ты устаешь от этого. А делать это надо изо дня в день. Пока не придет результат. И это нужно нам всем. Значит, работать в этом направлении должен не только тренер, но и родители.

Я вообще хочу сказать, что для меня, пока парни не начинают исполнять мужские прыжки, они занимаются женским фигурным катанием. Я их иногда обижаю и называю женскими именами — в шутку. Но чтобы понимали, почему…

Да, придется падать. Риск травмироваться огромный! Фактор страха у человека должен присутствовать. Ведь если бы его не было, зачем бы нам было пользоваться лифтом — мы бы просто прыгали из окна. Но преодолевать его надо.

Это не значит, что нам за него не страшно. Вдвойне порой бывает страшно. Но от преодоления не уйти, и поэтому я еще раз говорю про поддержку семьи. Вспомните себя в подростковом возрасте — ведь когда вам приходилось через что-то тяжелое проходить, но где-то неподалеку стояли мама или папа, было ведь не так страшно!

— Правда. Удаляли однажды сразу четыре накрепко застрявших молочных зуба, и то, что мама была рядом, очень помогало.

— Вот именно. А у нас многие родители, к сожалению, водят детей на каток пока они совсем маленькие. Потом же начинают думать: ну а что, на метро ребенок сам доедет, зачем нам с ним идти? А ребенок в поддержке в этот момент, на самом деле, нуждается намного больше, чем тогда. Осознание того, что мама с папой совсем рядом, очень бы ему помогло преодолеть страх.

— Вы разрешаете родителям находиться на тренировках?

— Я это поощряю. Я вижу, как парни меняются, когда там, в уголке катка, у стеночки, стоит родитель. Особенно когда ребенок именно в таком, переломном возрасте. Но у нас почти все мальчики, к сожалению, этой поддержки не получают. Одному 11 лет, например, а родителей я вижу всего раз в две-три недели. Возникают вопросы, которые мне надо им задать, но в итоге приходится решать их самой.

Другой вариант — с самого начала воспитывать детей так, чтобы они были самостоятельные. Но получается-то по-другому. Их водят на каток, водят, а потом раз — и бросают. Думают, что они уже самостоятельные. Но они не самостоятельные! И не могут наши парни преодолевать себя ради какой-то великой идеи. Они делают это ради кого-то. И этот кто-то должен быть рядом.

— Когда парень взрослеет, он хочет преодолевать себя ради девушки.

— Пусть. Я не возражаю, пусть приходит девушка. Главное — чтобы было ради кого.

«Фигурное катание — жизнь, а Олимпиада — просто ее этап»

— К вам несколько лет назад пришел совсем взрослый спортсмен Сергей Воронов…

— … И его на каток водила мама.

— Странно.

— Странно, но мне это не мешало. Если у мамы есть время, а у Сергея было желание, чтобы мама присутствовала — пожалуйста. Единственное — иногда возникали такие вещи… Во время тренировки Сергей мог иногда уйти за бортик, сесть и начать общаться с мамой. Вот это было непривычно. В моем понимании это выглядело неким неуважением к тренерскому составу. Но за период нашей с ним работы я ему этого никогда не высказывала, хотя конкретно это мне не нравилось.

— С Сергеем можно было достичь чего-то большего?

— Нестабильность на старте, которая иногда у него проявлялась, пришла из нестабильных тренировок. Это были тренировки, когда Адьян и Сергей начинали тянуть одеяло на себя. Если сегодня один выбегал со льда, то завтра другой выбегал со льда. Вот так по очереди и выбегали со льда, посылая нас туда, куда не хочется идти. Между собой чем-то мерились вместо того, чтобы заниматься подготовкой к соревнованиям. Разное случалось… Например, мы находили музыку для Адьяна, и вдруг Сергей заявлял, что он всю жизнь хотел под нее кататься. И злился, потому что программа ставилась Адьяну. Какой-то детский процесс шел: лепестки ромашки, любит-не любит…

— Хотя уж Воронов действительно совсем взрослый — под 30 лет.

— Да. И как родители говорят, уж точно должен сам все знать. Но я еще не встречала такого ученика, который сам все знает.

— Но Женя Медведева ведь все знает. Или это кажется?

— Она знает. Точно знает. И она самая дисциплинированная спортсменка в плане «получить задание — выполнить задание». Это не значит, что она не задает себе вопросов «зачем», «правильно ли это», «не обидели ли меня». Но у Жени как раз присутствует то, о чем я говорю — правильные родители. Которые создают ей такой досуг, быт, который позволяет ей продуктивно тренироваться, когда Жене бывает тяжело. Например, она приехала со старта, чувствует себя уставшей, но сидеть и думать «ах, как я устала» нельзя, нужно искать в себе силы. И здесь включаются мама с бабушкой, которые где-то с ней строго поговорят, где-то поддержат. Так наши совместные усилия приводят к тому, что Женя находит в себе потенциал и снова начинает усиленно тренироваться. Получается как раз тот самый рикошет между тренерами и родителями, коридор, в котором спортсмен находится и не может найти оттуда лазейку наружу. Человек ведь всегда ищет, где проще, это совершенно нормально. И как только родители начнут спортсмена жалеть, он сразу и уйдет туда, где жалеют. Не надо этого делать! Ведь, откровенно говоря, у нас не самый тяжелый вид спорта. Есть, наверное, и потяжелее — марафон, например, где люди чуть ли не умирают.

— Физически, может быть, и не самый тяжелый, но психологически, мне кажется, мало какой вид спорта сравнится с фигурным катанием, где вся твоя спортивная судьба в двух коротких выступлениях раз в четыре года.

— А не надо так думать! Почему? Это жизнь. Фигурное катание — это и есть жизнь, Олимпиада — просто ее этап.

— Почему тогда столько фигуристов «сгорают» именно на Олимпиаде? Курт Браунинг четыре раза был чемпионом мира, на Олимпиадах — шестой, восьмой и пятый.

— Потому что не надо к Олимпиаде относиться как к чему-то особенному. Это просто старт. Все.

— Женя Медведева говорит, что кайфует от тренировок. Это правда?

— Любое преодоление должно приносить удовольствие. У вас ведь то же самое. Вы справились с чем-то сложным…

— Приятно.

— Приятно. Здесь то же самое. Когда ты устал от предыдущей тренировки, когда ты сомневаешься, хватит ли тебе сил на следующую тренировку, ты выходишь на лед и преодолеваешь себя. Вот в этом и есть удовлетворение.

— Не так много спортсменов, которые способны это удовлетворение от тренировок испытывать…

— Ну почему? Давайте любого выловим, спросим… Алина, иди сюда!

К интервью присоединяется чемпионка мира среди юниоров Алина Загитова.

— Алина, какое самое большое удовольствие от тренировочного процесса, — спрашивает ее Тутберидзе.

— Я очень люблю кататься… — начинает фигуристка.

— Так, не говори заученными фразами! — прерывает ее тренер.

— Я очень люблю прыгать. И очень радуюсь, когда прыжки получаются, — чуть смелее говорит Загитова.

— То есть это преодоление! — вновь подчеркивает специалист. — Тяжело, два проката произвольной, но все сложилось. Вот от этого и удовольствие. Они все такие. Вот Морис только…

Это Морис Квителашвили, выступающий с нынешнего сезона за Грузию, появляется в поле зрения.

— А если бы родители подключились… Сколько я разговаривала и с папой, и с мамой, когда он был еще подростком. Говорила — трудно идет работа, с ним надо дома разговаривать, он должен приходить на тренировку заряженным. Но родители отвечали — он взрослый, должен понимать, что ему это нужно. Хорошо, взрослый. Но если не понимает, значит, надо помочь.

— Но сезон ведь удачный Морис провел.

— Для него — очень удачный. Без срывов. Но на самом деле не (Максим) Ковтун, а Квителашвили мог бороться за попадание в олимпийскую сборную России. А в итоге он катается за Грузию и даже с чистым прокатом не претендует на попадание в сильнейшую разминку.

— Фактор страны автоматически баллов пять в компонентах срезает.

— Пять — это мягко сказано. Конечно. Но ведь это он сам, по сути, лишил себя возможности быть серьезным спортсменом. Смог продолжить карьеру в грузинской сборной, и это был единственный вариант, потому что в российской сборной он все свои шансы, увы, упустил. Но мог быть на другом уровне — с учетом того, что это далеко не худший спортсмен, владеющий прыжками, катанием…

«Когда-то валяла Женю по льду, сейчас другие методы»

— Очень многие рассказывают о вашей строгости, но при этом на официальных тренировках во время соревнований у вас с Женей очень часто сплошной смех царит. Да и сама Женя как-то мне сказала — почему вы все думаете, что Этери Георгиевна такая страшная и злая?

— Такая атмосфера у нас на всех тренировках. А про строгость… Ну, что, мне надо ходить и рассказывать — нет, я не строгая? Пусть буду строгая. Просто в чем это выражается… Давайте опять на быт перенесем. Вот родители воспитывают своего ребенка. Они поднимают его каждое утро, заставляют идти в школу, проверяют вечером как выполнены уроки, следят, чтобы он не курил, не пил, не ругался, чтобы не сидел до двух часов ночи за компьютером. Это строгие родители?

— Это родители, которые выполняют свои обязанности.

— Правильно, это родители, которые любят своего ребенка и выполняют свои обязанности. Почему тренера, который любит своего спортсмена и выполняет свои обязанности, называют строгим тренером? Давайте я позволю спортсмену не выполнять задания, не разминаться, не заминаться, пропускать тренировки. И какой я буду тренер?

— Плохой.

— А я нормальный, обычный тренер. Как нормальный родитель, который занимается своим ребенком.

— Говорят, что вы ругаетесь на учеников, можете голос повысить.

— Ну опять же… вот у вас сын ничего делать не хочет. Вы на него будете ругаться или скажете — да ла-а-дно, зачем тебе эта химия, мне она вообще не пригодилась… Фиг с ней, поставят два и хорошо. Или вы все-таки поругаетесь, заставите открыть учебник, разобраться и выполнить домашнее задание?

— Второй вариант, конечно.

— Так вот и я — да, ругаюсь. Потому что заставляю спортсмена через «не хочу» выполнить то, что он должен. Вот и все. Веду себя как обычный родитель, который обязан воспитывать и следить за образованием своего ребенка. Только потому, что он его любит. Если перестанет следить — вот это уже будет не любовь. Понятно, что за ребенком следить тяжело, особенно если он пытается куда-то постоянно улизнуть. Тренеру тоже нелегко, потому что каждый спортсмен так или иначе пытается найти простые пути и не выполнить какое-то задание. Значит, приходится с ним разговаривать, ругаться, еще какие-то методы искать.

— В фильме вы рассказывали, как Женю по льду валяли.

— Валяла.

— Сейчас приходится?

— Сейчас другие методы.

— Но приходится их искать!

— Да. Речь. Иногда мы с ней серьезно разговариваем. Она уже взрослая девочка, речи бывает достаточно. Иногда приходится, как пультом от телевизора — повышать уровень речи. И потом, перед ней прошло очень много разных примеров. Она очень рано начала серьезно кататься, и ей всегда можно напоминать – «что будет, если». Ей есть, что вспомнить.

— Женя действительно взрослая?

— Для жизни они все дети. И Сергей Воронов для жизни совсем был ребенок. Ему везде нужна была мама. А вот для спорта они все взрослые. Если мы к ним будем относиться как к детям, они у нас ничего делать не будут.

— Но Женя по тем вещам, которые говорит, выглядит взрослой. И даже мудрой.

— Это правда. Но, тем не менее, для жизни она все равно еще ребенок. Они настолько зациклены… Мало что видят, весь их быт настроен ради тренировочного процесса.

— В наших с ней интервью был один момент, когда я понял, что тема соперничества с Алиной Загитовой ей некомфортна.

— Мне не нравится, когда начинают кого-то сталкивать. Я учу их уважать соперников. Если кто-то вырос до уровня твоего соперника, значит, он работал не меньше твоего. И никогда не надо давать сопернику оценку. Я даже однажды запретила Жене комментировать соревнования по телевидению. Действующая спортсменка не должна давать оценку соперникам.

— Но Женя не находится в зоне дискомфорта, видя каждый день под боком девочек, прыгающих четверные? Или ту же Загитову, которая, очень вероятно, через год тоже захочет выиграть Олимпиаду.

— Женя всю жизнь находится в конкуренции. Когда-то с Полиной Шелепень, которая была намного сильнее ее. Потом рядом была Юлия Липницкая. Потом ребро в ребро, совсем рядом, оказалась Серафима Саханович. И Женя всегда боролась за внимание к ней как к спортсменке на льду. Поэтому эта конкуренция — вполне привычное для нее состояние. Конечно, добавляет какого-то нерва на тренировках. Но… пусть.

— А вам нерва добавляет осознание того, что меньше чем через год вы можете вывести на лед не одну, а двух претенденток на золото Олимпиады?

— Надо просто работать. Очень много работать. Сейчас мы уйдем на отдых, и он меня очень пугает. Когда учеников отпускаешь на достаточно продолжительное время, никогда не знаешь, кто к тебе приедет через три недели. Вот Аню Щербакову отпустили на пять дней новогодних каникул, а получили сломанную руку.

— И все-таки — по пути к Олимпиаде вы знаете каждый предстоящий шаг, учитывая опыт Сочи?

— Даже не пытаюсь примерить тот опыт. Тогда все было настолько комфортно относительно расписания, места проведения… А сейчас все будет другое. Далеко. Едем туда надолго.

— А для того, чтобы правильно подвести спортсменок к Олимпиаде…

— …Надо работать. Вначале поставить хорошие программы. Сейчас это самое главное.

«Нельзя уйти от тренера просто так — надо посмотреть в глаза и найти правильные слова»

— С опаской задаю этот вопрос, зная, что это непростая тема, но, тем не менее: уже два человека мне сказали, что к вам может вернуться Юлия Липницкая.

— Нет. Липницкая ко мне никогда не вернется. Триста процентов — она этого шага не сделает. Она так долго уходила… Более того, она понимает, что я не изменюсь. Надо работать. А зачем мне ее брать назад, если она не будет работать? Чтобы она была статисткой? Но это не та девочка, которая должна просто числиться в группе.

— От вас спортсмены уходили, но никто не возвращался. И не просились?

— Просились. Но уходили все по-разному. Если говорить о знаковых спортсменах…

Полина Шелепень. Убежала из Новогорска, и после этого я ее больше не видела. Она даже со мной не попрощалась. Хотя почему просто не сказать «спасибо» за проведенные вместе годы? Мы все живем в одном мире. Тем более что она осталась в мире фигурного катания. Но я ее даже не видела.

Александра Деева. В самый первый сезон после того, как она ушла, я ее увидела на соревнованиях. Тоже мимо меня прошла и не поздоровалась.

Адьян Питкеев — единственный спортсмен из тех, кто уходил и специально приехал со мной проститься. Подарил букет цветов. И начал плакать. Я увидела его слезы и тоже заплакала. Но спросила его — почему ты плачешь? А он ответил: «Мне вас жалко, вы столько лет на меня потратили». Я ему сказала — нет, Адьян, жалеть меня точно не нужно.

Серафима Саханович. Ее семья, к сожалению, не смогла жить на два города — мама в Москве, папа в Санкт-Петербурге. К тому же разные обстоятельства появились: Сима с мамой очень неудачно сняли в Москве квартиру, их несколько раз грабили. Однажды к ним залезли ночью, когда Сима спала, мама услышала, грабитель выпрыгнул обратно, а потом под окном нашли нож… Другой раз их обворовали под ноль — даже пришлось просить федерацию выдать Симе второй комплект экипировки, потому что не в чем было ехать на соревнования. Потом у ее папы возникли сложности с работой в Петербурге, и маме надо было вернуться, а Симу тут одну оставить было нельзя. Все было очень сложно. Но Сима не хотела уезжать, плакала… Сейчас, когда мы встречаемся на соревнованиях, она всегда здоровается.

Юлия Липницкая. Однажды после ухода она мне написала… А уходила так: на катке в кабинете директора сообщила об этом. Но я уже все поняла к тому моменту. Помните, был этап Гран-при во Франции, на который она приехала с Сергеем Дудаковым? На форумах в интернете писали — видимо, я Юлю «сливаю», раз с ней не поехала на турнир. Но это было не так. То, что я должна была с ней ехать в Бордо — это даже не обсуждалось. Более того, моя сестра, у которой есть недвижимость во Франции, собралась поехать в эти же дни с нами, чтобы в какой-то день вместе прогуляться, пообщаться. Уже купила билеты. Но мне позвонили из федерации и сказали: «Этери, Юля попросила нас, чтобы с ней поехал Сергей Викторович Дудаков». В этот момент Юля каталась передо мной на тренировке. Конечно, если спортсменка хочет, чтобы с ней поехал второй тренер — пожалуйста. Но почему она не могла подойти ко мне и попросить об этом меня? Я бы позвонила в федерацию, передала бы просьбу Юли, и она поехала бы с Дудаковым, но это было бы сделано правильно, а не в обратную сторону.

Так что я от Юли ни в коем случае не отказывалась, но мне было понятно, что дальнейшего пути совсем не может быть. Когда меня так отодвинули от поездки на соревнования через федерацию — это был уже край. Ну а потом, как я уже сказала, меня позвали в кабинет директора, подарили цветы, поблагодарили. И ровно через десять минут на сайте федерации вышло сообщение о том, что Юля меня покинула. А еще через час в другом издании — огромная статья с интервью ее нового тренера Алексея Урманова. Получается, все об этом знали, кроме меня. И это, мне кажется, было неправильно. Все-таки мы какие-то годы вместе провели и какие-то медали заработали… Конечно, мне было обидно.

Сергей Воронов. На катке я его не видела, документы забирала его мама. И опять же, сразу вышло интервью, из которого я узнала, что он перешел к Инне Гончаренко. Сейчас здоровается, но первый год, как ушел, на соревнованиях не здоровался. Почему? Это же некрасиво. Когда ко мне приходят спортсмены и их родители, я в первую очередь спрашиваю о причине перехода. И мне очень не нравится, когда родители начинают жаловаться на предыдущего тренера. Это ведь, по сути, означает, что потом жаловаться будут и на тебя. Я всегда говорю — не то что здороваться надо с предыдущим тренером, надо благодарить его за все! Он тебе дал жизнь в спорте, он тебя чему-то научил. Если я тебя беру, значит, ты неплохой спортсмен, и в тебе есть заслуга этого тренера! Нельзя от тренера уйти просто так, не подарив цветы. Как минимум, надо посмотреть в глаза и найти эти правильные слова.

— Может, спортсмену легче уйти так, без слов? Боятся этого момента?

— То есть пройти и не поздороваться легче?

— Ты боишься этих слов и создаешь вокруг себя некую оболочку. Например, если говорить о себе — мне стыдно признаться, но если я не пишу материал в срок и срываю дедлайн, то мне легче на следующий день не ответить на звонок заказчика.

— И вам внутри этой оболочки хреново.

— Да, но материал я в итоге пишу.

— А спортсмен с этим «хреново» живет. Проходит мимо, не здоровается и сам себя разрушает. Погружает себя в негативную среду.

— Раз вспомнили о статьях, не могу не спросить: за те годы, пока Женя все выигрывает, вас обвиняли в том, что вы ее морите голодом, не придумываете ничего нового, только элементы переставляете… Почему вы никогда не отвечаете?

— А что, я должна на ерунду отвечать? Бежать следом и кричать — нет, я не осел, смотрите, у меня нет хвоста?

— Ну, про испытание голодом ответила Женя — что она прочитала это, сидя с куском пиццы в руках. Но многие воспринимают так: если в ответ молчание, значит — правда. Например, тему с перестановкой прыжков во вторую половину программы сейчас подхватили в Японии — и уже предлагают изменить правила, обязав делать какие-то прыжки в начале.

— Ну хорошо, если говорить о произвольной программе Загитовой, там ведь все правильно ложится — сильная музыка начинается во второй половине, и прыжки выглядят уместными. И я считаю, что такая композиция всегда должна быть оправдана.

— Но общественный фон создают в противовес нам — чувствуют, что сами чего-то не могут, и пытаются это запретить.

— Да, как с мельдонием. Хотя никаких допинговых свойств у него нет — почувствовали, что мы что-то знаем, а они нет. Американцы написали письмо в WADA, попросили разобраться. С нашей стороны возражений не последовало. Вот они его и запретили.

— Поэтому я и боюсь, что если мы будем сейчас молчать, и в фигурном катании опять правила переделают.

— Переделают — будем работать по новым правилам. Я всегда спортсменам говорю: у каждого из вас разные карандаши. И рисовать надо теми красками, которые есть.

— И черно-белые картины Пикассо…

— …Тоже стали общепризнанными шедеврами.

Поиск