Олимпийский чемпион 2014 года в командных соревнованиях и серебряный призер в парном фигурном катании Федор Климов рассказал корреспондентам агентства «Р-Спорт» Анатолию Самохвалову и Андрею Симоненко о том, как воспитанному человеку выжить в жестком спорте, каких трудов ему стоит вытерпеть «взрывную» партнершу Ксению Столбову, без которой он не представляет собственных успехов, как мучилась с ним тренер Нина Мозер, как в три подхода осилить картину «50 оттенков серого» и еще много чего «как». А в финале диалога Климов сделает вывод: эра милосердия в фигурном катании не настанет никогда.

Ты задумался, а Мозер уже решает

— Федор, откуда у вас такая внешняя представительность? С иголочки всегда…

— Не знаю, в воспитании дело или нет, но костюмы мне нравятся. Редко, правда, надеть их получается. От прически до обуви я должен выглядеть достойно.

— Неудобно же в костюме.

— Зато красиво. На все вечеринки, банкеты, да и просто так я люблю надеть как минимум джинсы и пиджак.

— Сколько галстуков в коллекции?

— Немного. Не разноцветных – черных и серых, узких. Строгих и классических. Может, потом что-то изменится, и я добавлю красок, но вообще не очень их люблю, эти галстуки.

— Бабочки?

— Есть, но ни разу не надевал.

— Фрак не примеряли?

— Ни разу. Он мне не пойдет. Прошлый век, цилиндр. Такое можно надеть только на льду. А в жизни смокинг вечно актуален.

— И голос у вас тихий.

— Спокойный.

— В Хельсинки-2017 ваше спокойствие смешалось с истерическим смехом после провальной короткой программы. Эмоции за неделю изменились?

— Сейчас все это воспринимается в прошедшем времени.

— Я услышал, как вы вздохнули.

— Я уже забыл о той неудаче. Не все, конечно. Что произошло в первый день, никто так и не понял.

— И тренеры не сказали «Что ж вы наделали!»?

— Никто не поругался. Мы в этот день ни с кем и не разговаривали, а во второй переключились на произвольную, которой все остались довольны. И мысли мои уже в следующем сезоне.

— Вы вернулись-таки после непростых травм. Финский чемпионат мира не смазал впечатление от года?

— Короткая не смазала, она подвела черту этого непонятного сезона с травмами, возвращениями, хорошими выступлениями, плохими. Все было как на качелях и вперемешку.

— Вам в спорте строгость и спокойствие не мешают?

— Помогают. Развивают терпение, ты меньше нервничаешь.

— Тренер по танцам на льду Александр Жулин как-то сказал, что на Олимпиадах побеждают хулиганы.

— Не согласен с этим. Мерил Дэвис и Чарли Уайт выиграли Игры в Сочи. Какие они хулиганы? Если Скотта Мойра можно еще как-то назвать таким, то Чарли – полная противоположность. А Юдзуру Ханю? Какой он хулиган? Странная позиция.

— Есть мнение, что людям с меньшим количеством внутренних тормозов по жизни в спорте проще, потому что есть же психология «Убей соперника!», многие ей даже учат. Если же ты культурный, вежливый и спокойный, то сделать это намного сложнее.

— Я просто с этим не согласен.

— Вы сказали, что сам терпеливый.

— Да.

— Что человек должен сделать, чтобы Федор Климов дал ему по морде?

— Дать по морде — это серьезно. Это ответ на оскорбление девушки, мамы. Вывести меня из терпения могут несколько человек в мире.

— В драках вы, Федор, не участвовали, в других делах не состояли, верно?

— Было дело, но давно и неправда.

— И за честь «Зенита» нигде не впрягались?

— Я такой болельщик, который не «про драки». С кулаками не полезу доказывать свое футбольное мнение.

— На матче ЦСКА – «Зенит» болельщик из Санкт-Петербурга залез на ограждение и показал армейским фанатам голый зад. Вы на поле смотрели или за этим инцидентом?

— На поле, конечно. Мы сидели очень низко на трибунах, я все пытался увидеть в этой игре что-то интересное, но у меня не получилось. В детстве я целыми днями был с мячом, бил по нему – по воротам, в стенку, куда угодно. Летом другого досуга и не знал. А смотреть футбол начал с 2002 года. Чемпионат мира в Японии и Корее. Интересовала только игра сборных, потом уже пришел интерес к клубам, к «Зениту», к чемпионату России.

— Меня в свое время зацепил Роберто Баджо. Увидел, и до сих пор он для меня – лучший в моей истории. Кто проник в ваше сердце?

— Бразильцы, которые все выигрывали. Мой вкус детства – это Роналдо, который Зубастик, Ривалдо, Роберто Карлос и вся остальная сборная.

— Так можно возраст проверять. У Анатолия Самохвалова — Баджо, у вас — Роналдо, у меня — Сократес и Фалькао, но не Радамель. Федор, вы в какой момент перестали мечтать стать Роналдо?

— Да не мечтал я о таком, но после просмотра матча мяч в руки и во двор. Я уже занимался фигурным катанием, и летом у нас месяц не было льда. Это было время футбола! Мама моя, тренер, заставляла ходить на стадион и бегать, чтобы не терять форму, но целыми днями я колотил мяч.

— У всех было одно детство, причем во время чемпионата мира детвора моментально обменивалась звездными кличками. Я стоял в воротах и меня звали не Андрей Симоненко, а Арконада. Дино Дзоффа мне не «дали».

— А в нашем дворе в 1990 году самого лоха звали «Маканаки» — по имени 22-го номера сборной Камеруна, дубасившего на сорок метров выше ворот.

— А у нас таких звали «Онопко». Он тогда как «разрядит» обстановку выносом от ворот!

— Когда забивали, праздновали в стиле Роналдо, расставляя руки как крылья?

— Конечно! Бежал, руки в стороны и еще футболку на себя натягивал. Да все так делали.

— Вашего тренера Нину Михайловну Мозер тяжело было терпеть на первых порах?

— На первых порах она меня терпела. Я приехал к ней, и выяснилось, что катанием моим в Питере особо не занимались. Элементы делали и делали, а у Мозер начали учить нас шагам, Станислав Морозов стал ставить нам программы, которые давались тяжело. Было все непривычно, а потом я сломал ногу.

— Как?

— Упал с велосипеда. В апреле-мае освоили одну программу, в конце мая поехали на неделю отдохнуть. В итоге наложили гипс. Сижу в нем обмотанный в номере, звоню в Москву объясниться. «Не умеешь кататься, зачем садишься?», — возмущалась Нина Михайловна. Но у нее есть такое качество как мгновенная реакция на трудности. Она может сказать тебе пару словечек, но не будет распыляться. Возникает проблема, ты только задумался о ней, а Мозер уже все решает. «Я сейчас звоню куда надо, ты прилетаешь в Москву, тебя встречают и сразу в больницу», — услышал я в том же разговоре. В течение минуты был готов план. «Ничего, уже в июле будешь кататься», — убедила она меня в момент. Все лето я восстанавливался. Могла же она и по-другому со мной поступить, будь на ее месте кто-то иной. Сезон важный, что из меня получится, толком неизвестно. Поэтому страдала и мучилась со мной Нина Михайловна.

— У Людмилы Георгиевны Великовой в Петербурге вы точили элементы без художественности?

— В Питере была такая система тренировок: мы готовили элементы и делали программы так, чтобы слабостей скольжения было не видно. В Москве все начали с нуля и за что бы ни взялись, все было плохо. Особенно у меня.

«Будешь кататься с Ксюшей»

— Анна Погорилая мечтает выучить «кораблик». У вас какие желания из подобных?

— Я «кораблик» тоже не умею делать. В детстве мог, на коньках, на которых до меня каталось пятьдесят человек, отчего они были невероятно мягкими. Но потом мне купили новые и жесткие, раскатывал их я, семилетний мальчик, очень долго. Двойные прыжки исполнял, а выворачивать ноги для «кораблика» не мог — было больно, и я его «потерял». А может, и вообще никогда его не делал? Но я напрягался, старался освоить этот элемент, и каждый раз ботинок сжимал кость, возникала боль. Ерунда, конечно, все это, но «кораблику» я пока не научился. Кстати, двойной аксель мне давался тяжело, четыре года учил и ждал его, но лет в одиннадцать, а может и в двенадцать, прорвало – дупель, тройные сальхов и тулуп пошел штамповать.

— И все-таки ушли из одиночного катания. На понижение?

— Я это рассматривал действительно так. Те, у кого не получилось в «настоящем» фигурном катании, идут в парное. Не вышло в парах, идешь в танцы.

— Первую тренировку в паре помните?

— Естественно. Пришел и сразу на лед. А мне говорят: «А ты чего не в зале? Поддержки там надо сначала отработать». Поддержки? – подумал я. Да, в моей жизни появились поддержки… Привели мне девочку. Тоже из одиночного. Тренер моя, Голубева Наталья Витальевна, которая направила меня в парное катание, сама же присмотрела мне партнершу – Марию Чащину. Зал, никто ничего не умеет, начали что-то пробовать.

— Она уже закончила?

— Да, после меня каталась еще с одним или несколькими партнерами, но на данный момент, насколько я знаю, закончила.

— А потом прошло время, и Людмила Георгиевна Великова сказала: «Знакомься, это Ксюша»?

— Мы были знакомы. Ехали с какого-то юниорского первенства России и в поезде Великова говорит: «Будешь кататься с Ксюшей». Пришли мы на первую тренировку, разминаемся по отдельности, появилась Людмила Георгиевна и велела взяться за руки. Так началась история Столбовой и Климова.

— Не подумалось, что взяли за руки будущую олимпийскую чемпионку?

— Тогда я не подумал ни о чем.

— А как быстро оба пожалели, что встали в пару? Евгений Платов рассказывал, что Оксана Грищук на первой же тренировке послала его куда подальше.

— Вначале у нас было все хорошо. Все получается, прогресс, за месяц ставятся программы и нас отправляют на соревнования, мы вроде бы как попадаем в сборную. А потом новый сезон, лето, новые поддержки, элементы, и начинаются проблемы.

— Говорят, что второй год надо перетерпеть всегда.

— Я тоже всегда так говорю. Многие, имея перспективу, не выдерживают друг друга и разваливаются.

— Роняли Ксению?

— Были падения и с поддержки, и даже с подкрутки. И в Питере, и в Москве.

— Помню, сорвали поддержку на этапе Гран-при во Франции сезона-2011/12 после болезни Ксении.

— Тогда нас спас Александр Георгиевич (Горшков – президент Федерации фигурного катания на коньках России). Людмила Георгиевна честно призналась ему: «Пара не готова. Сниматься с Гран-при?», а у нас после еще этап в Москве стоял в календаре. Горшков ответил: «Режьте юбку и выступайте».

— Юбку?

— Да, у Ксении она была слишком длинной. В Москве мы опять выступили плохо, но Александр Георгиевич поверил в нас и к чемпионату России мы подошли уже в очень хороших кондициях.

— Как вы росли со Столбовой?

— Общались. Но когда началась работа, первые сложности, я, скажу за себя, решил, что нам надо разговаривать только на деловые спортивные темы. Только работа, а на личное не переходим. Личным я вообще ни с кем не делюсь.

— Александр Кержаков признался как-то, что у него нет секретов от брата Михаила.

— Наверное, в этом есть логика, но у меня нет ни братьев, ни сестер. Маме я могу рассказать многое, но не все. Как и друзьям. С Ксенией договорились, что нас не должно интересовать, кто как проводит свой досуг, чтобы не использовать это друг против друга. Люди мы абсолютно разные.

Хорошо хоть один в паре уравновешенный

— Что такого есть в характере Ксении, к чему вы не могли привыкнуть?

— Ко всему не мог. Полная противоположность меня. Я – спокойный, она — взрывная. Она из тех, кто «убивает» соперника. И союзника тоже (улыбается). Всех. А я к соперничеству подхожу уравновешенно. И хорошо, что хотя бы один человек в паре такой.

— Так разные полюса магнита – это всегда хорошо.

— Как видим, результат есть. Макс с Таней (Траньков и Волосожар) тоже разные: Таня — спокойная, Макс – взрывной. У нас же с Ксенией еще и интересы жизненные различные, поэтому вне льда мы не так часто вместе появляемся. Куда хожу я, туда Ксения не пойдет, и наоборот.

— Я заметил, что на раскатке она каждый раз будто от вас убегает.

— Мы и ждем выступления в разных углах. Каждый по-своему настраивается. У нас так сложилось, что нам не нужна взаимная поддержка в этом вопросе.

— Но все признают в вашем дуэте наличие «химии». Откуда она тогда?

— Во-первых, на программу в нашем случае не влияют жизненные обстоятельства, во-вторых, наши идеи на льду – не про любовь. Скорее про соперничество.

— Но прошлогодние «55 оттенков серого» — про страсть же!

— Анатолий, их 50…

— Так еще пять мы добавили (смеется). Это образ.

— Столбова сказала, что фильм – ерунда, но музыка хорошая. Вы ходили смотреть это кино?

— Нет, но я пытался. Уже после того, как весь сезон мы катались под музыку из этого фильма. Сюжет-то я знал, знал, какое отношение нужно демонстрировать. Потом решил взглянуть на саму картину. Три раза. Три подхода. Если я запускаю на ноутбуке кино, то каким бы оно ни было, я его досмотрю. Отплююсь, но досмотрю. Первый раз «50 оттенков…» — полфильма высидел через «не могу», выключил. Второй раз – еще четверть. Третий – ну я должен! Заставил себя, но досмотрел… Книгу начал читать, но не смог закончить.

— На каком моменте ломало?

— На разных. Мне становилось неинтересно и скучно.

— Скучно, но на льду нужно было изображать садомазохизм?

— В том-то и дело, что мы к этому не стремились. Решили, что будем писать свою историю: сексуальную, блюз. Но только на льду. И без садо-мазо.

— Как сексуальность без отношений правдиво выложить на лед?

— Музыка соответствующая, Ксения в та-а-аком платье… Мужчина и женщина. Понятно, что без отношений, но мы все-таки чуть-чуть актеры и должны играть.

— Чуть переиграешь, в глаз даст?

— На льду можно переиграть.

— Когда вы со Столбовой поняли, что друг без друга никуда?

— Я давно это понял. Когда пошли первые результаты, пришел к выводу, что с ней я могу достичь чего-то серьезного, а порознь – большой вопрос.

— А моментов на тему «Все, расходимся!» никогда не возникает?

— Да регулярно! Но эти эпизоды происходят от эмоций, от какой-то несущественной ругани.

— Что до сих пор делите?

— Только тренировки, из-за другого у нас нет повода поругаться. Перед чемпионатом России зрел между нами небольшой конфликт. Накопилось все, что можно, ведь за короткий промежуток нам нужно было восстановиться и морально, и физически, вот прямо перед отъездом в Челябинск спустили все эмоции! И нормально выступили.

Все банально: я уважаю людей

— Федор, вы говорили, что вы — не для классики, носки недотянутые. Но Ксюша хотела сделать классическую программу, и вы согласились. Это пример джентльменского отношения к женщине?

— Абсолютно точно это одна из причин. А вторая… Я процитирую саму Ксению: «Скатать программу под эту музыку — моя мечта». Я посчитал, что если я могу воплотить мечту человека, то у нас в любом случае получится хорошо, даже если классика мне не подходит. Я постарался.

— Не пробегало чувство: «Не мое, не выигрышная»?

— Наоборот, это был мой вызов. Я говорил себе: я могу и классику, и блюз, и покривляться в «Семейке Адамс», и «Испанию» сыграть. Мне было тяжело, но интересно. Я знал, что негативные моменты, всю эту невыворотность и недотянутость я скрою, а за счет сильных блесну.

— Шикарный момент в программе, когда вы с партнершей разъезжаетесь дугой в разные стороны. Вот где актерская совместимость налицо.

— Я сомневался по поводу этого эпизода. Мы очень далеко друг от друга в нем, разделяемся. Попробовали зайти обычным, параллельным заходом, но все сказали, что первый вариант интереснее.

— Ваше джентльменство. Откуда оно? Книги или просто жизнь?

— Воспитание. А воспитывали меня женщины: мама, сестра и бабушка. Ну и потом уже жизненный опыт и да, книги, конечно. Отсюда и любовь к классическим костюмам, к вежливости. Хотя многие не воспринимают это. Кто-то может сказать обо мне, что я слишком спокойный или мягкий. Это неправда. Все банально: я уважаю людей, просто этого не так много в нашей жизни.

— Мужского воспитания у вас не было? Колеса «Жигулей» в детстве не меняли?

— Я рос без папы, а дедушка умер, когда мне было одиннадцать. Машины у нас никогда не было, на рыбалку я не ходил. Удочку впервые взял в руки, когда ездили на сборы в Швецию. Водить я научился, когда появилась возможность купить машину. Колесо первый раз поменял, когда приспичило: переезжал из Петербурга в Москву, и посреди пути пробило, на запасном доехал до ближайшего сервиса, там мне поставили колесо от другого автомобиля, но кое-как дополз до столицы.

— Знаком, что не стоит покидать Питер, не сочли этот эпизод?

— Точно нет. А эти непонятные попытки не отпустить нас, возвратить, я считаю большой глупостью. Никакими санкциями нас было не вернуть, потому что мы свое решение приняли. Не понимаю, почему именно в Питере есть такие люди, которые постоянно что-то такое делают. Я уже покатался в Москве и стал понимать, как эта функционерская машина работает. Но не понимаю, зачем. По мнению Нилова (Олег Нилов — экс-президент Федерации фигурного катания Санкт-Петербурга) мы не должны были уезжать? Пока не увидишь разницу, как все устроено в Москве и как в Питере, не почувствуешь ее. Может, проблема в том, что в Москве много катков и все группы одна от другой отделены, а в Питере все борются за один единственный лед? Там куча талантливых спортсменов была, потом возник провал, Петербург — столица российского фигурного катания — пропал со всех радаров, и только сейчас он вновь выходит на арену. И в парном виде, и в одиночном.

— Ощутили себя живым материалом, который рвут во все стороны?

— Когда мы тренировались в Питере, у нас много чего не было, а как собрались уйти, то мы сразу услышали: «Вы нам должны…» В Москве совершенно другой уровень, для нас создали все условия, и тогда я ощутил потрясающий контраст.

— Группа Мозер – единственное место в России, где парник может состояться? Речь о реальных чемпионских амбициях.

— Да нет, конечно. Я так не считаю. В группе (Тамары) Москвиной может состояться. Да и в группе Великовых. Хороший спортсмен где угодно добьется результата.

«Правда нога болела или придуривались?»

— Воспитание, интеллигентность и любовь к группе «Ленинград» у вас как сочетаются?

— Я так и подумал, что спросите. Во-первых, если мат красиво представлен, то пускай он будет на сцене, а не в жизни. Во-вторых, это сатира на нашу жизнь. В-третьих, чтобы оставаться спокойным, мне надо же где-то выплескивать эмоции. Я предпочитаю это делать на концертах «Ленинграда».

— Наверное, пошлость «Ленинграда» — это когда в «Экспонате» штаны обзываются «восхитительными», ведь на самом деле они…

— Я согласен. «Восхитительные» никто бы и слушать не стал. Смысл ведь в другом. Та же история с «В Питере пить». Если нельзя эти песни крутить на радио и телевидении, ну и не крутите. Как в «Дне выборов». «Выборы, выборы, кандидаты…». «А вот это можно заменить?». – «Ты чего, ради нее все писалось». На «Ленинград» я могу прийти даже один, и мне будет весело.

— Шнуров — настоящий?

— Я бы с удовольствием с ним познакомился и узнал это. Со стороны я могу строить лишь предположения. Многие говорят, что на самом деле он не пьет и матом не ругается, а во всех интервью вставляет нецензурные слова, но мне почему-то кажется, что по большому счету он на самом деле такой же, как и в образе.

— Из наших фигуристов, наверное, Максим Ковтун мог бы составить вам компанию на концерте «Ленинграда». Хотя он не питерский.

— А «Ленинград» — это не «Зенит». Шнур летом на арене «Спартака» будет выступать. Это всенародная тема. Правда, в репертуаре ряд песен про Питер, а про Москву только та, в которой она сгорела.

— Когда в фигурном катании объявляют, что некто получил травму, общественность сразу пытается додумать, а действительно ли она была. Что ощущали, когда шли такие разговоры во время ваших повреждений?

— У Ксении до сих пор спрашивают: «А что, правда у тебя нога болела, или вы придуривались полсезона?». Люди реально не верили. Четыре месяца это продолжалось, я подходил, спрашивал: «Как так, столько времени не проходит? Это же очень долго!». Любой перелом заживет уже, связки срастутся. Но в том, что у нее была травма, я не сомневался.

Эра милосердия в фигурном катании не наступит

— Есть ощущение, что за спиной Нины Михайловны вы надежно прикрыты от возможных нападок? И условия создаст, и защитит, и судьи не обидят.

— Про судей не знаю, сейчас многое поменялось: уйма пар появились, которые хорошо катаются. Я из тех, кто до сих пор верит, что спорт на первом месте. Кто на что катается, то ему и ставят. Пока мне редко приходилось в этом сомневаться. Может, это неправда, может, я живу в розовых очках, но я буду до последнего верить, что сначала спорт, а потом уже политические интриги и скандалы. А то, что мы за спиной Мозер, так это действительно так. Это одна из фирменных черт Нины Михайловны: я всегда знаю, что она поможет. Она сделает все, чтобы спортсмену было удобно. Это и помогает делать результат.

— В прошлом году Мозер сказала, что вы чуть инвалидом не стали, пока долгое время устанавливали причину защемления нерва.

— Мне про «инвалида» не говорили. Может, чтобы не драматизировать ситуацию. Но я слышал версию, что из-за долгого защемления нерв мог попросту не восстановиться. Знаете, я даже травмой не могу это назвать.

Однажды я пришел к одному врачу, чтобы показать свою спину. Рука тогда еще работала отлично, а у меня была мелкая проблема. Он мне что-то там вправил, а на следующий день рука «повисла». Я подумал, что виноват он, но потом мне сказали, что это не так. Выяснилось, что пережат нерв, из-за чего не работали некоторые мышцы руки и плеча. В обычном состоянии одно плечо у меня было ниже другого. Я сам этого не замечал, но мне сказали, что оно «висит». Я мог поднимать руку до уровня плеча, но еле-еле кидал выбросы, с трудом группировался в прыжке, потому что рука в полете тряслась, и я не мог ее прижать к себе. А поддержки и подкрутки сделать не мог. Это было ужасно. Никто ничего не понимал, и это напрягало вдвойне.

Потом мануальный терапевт Хорхе Фернандес массажем меня восстановил. Параллельно я закачивал руку специальными упражнениями. Никакого другого вмешательства не было. Хорхе абсолютно точно был последней инстанцией, потому что до него я перепробовал все что можно – и в Москве где только не обследовали меня, и в Швейцарии во время шоу к врачам обращался. Ничьи советы не помогли.

— Слепой Хорхе, говорят, наощупь сразу осознает проблему.

— Да, но мне он ничего плохого не говорил. Правдой он делился только с Ниной Михайловной. Я спрашивал у него: «Что со мной?», а он уходил от ответа. Но после первой недели лечения он произнес: «Все сделаем». Через десять дней я уже мог поднимать руку выше плеча и тогда Хорхе объяснил, что дело в мышцах шеи, которые я перекачал.

— Сейчас проблема решена?

— Да, никаких проблем.

— Замечательная Людмила Георгиевна Великова в 2014 году сказала, что цикл до 2018 года – ваш, Столбовой/Климова.

— Конечно, основная цель – Олимпиада. Ради нее мы и катаемся. Даже не знаю, что было бы или будет, если всю нашу сборную в Пхенчхан не пустят. Многие раньше времени сделали вывод, что Олимпиада-2018 – наша. Очень много событий произошло за эти четыре года. Наши проблемы, новые пары. Если в прошлом цикле было две-три пары высокого уровня, то сейчас три-четыре.

— Танцор Дмитрий Соловьев говорил, что его заводит соперничество с другом Никитой Кацалаповым. У вас есть принципиальный враг?

— Я пытаюсь понять, есть ли такой человек. Но его, наверное, нет. Я всех хочу обыграть. С юниорского возраста мы соревнуемся с Суй Вэньцзин и Цунь Ханом.

— Много ли трудов Мозер стоило для поддержания здравой конкуренции и теплых отношений между соперниками одной тренерской группы?

— Да никаких трудов. Это никому не нужно, мы сами по себе дружим, атмосферу никто не создает кроме нас. Мы, кстати, переодеваемся в разных местах. Вот в «Юбилейном» все парники были в одной раздевалке и все между собой соперничали, дрались, кидались кроссовками и чехлами. Не знаю, отчего был этот дурдом. Может, от безделья? Но лезвия никто не портил. Сейчас даже возможности нет у любителей «заточить» коньки о батарею. Хотя у Робина (Шолковы) украли сумку. По-моему, так и не выяснили, кто взял.

— До эры милосердия нам еще далеко.

— В фигурном катании она не настанет никогда.