Двукратная чемпионка мира в танцах на льду, серебряная медалистка Олимпийских игр-1998 в Нагано, ныне тренер Анжелика Крылова приехала на турнир Nebelhorn Trophy в немецкий Оберстдорф с двумя танцевальными парами — серебряными призерами чемпионата мира-2014 канадцами Кейтлин Уивер/Эндрю Поже и чемпионами мира среди юниоров американцами Кейтлин Хавайек/Жаном-Люком Бейкером. И с мужем и партнером по тренерской деятельности Паскуале Камерленго. Корреспонденты агентства «Р-Спорт» Мария Воробьева и Андрей Симоненко начали состоявшийся в Оберстдорфе разговор с Крыловой с обсуждения текущих дел ее учеников, а потом так увлеклись, что поговорили, как сказала сама Анжелика после интервью, «вообще обо всем».

— Анжелика, ваша ученица Кейтлин Уивер, выступающая в паре с Эндрю Поже, сказала здесь, что межсезонье выдалось непростым. Что она имела в виду?

— Прошлый сезон был очень длинный и напряженный, после него ребята выступали в шоу, поэтому два месяца просто вылетели из подготовки. Этого не было прошлым летом. Мы начали готовиться позже, плюс понятно, что на них сейчас давит статус первой пары Канады. Но это и естественно. Они должны через это пройти. Я считаю, что на данный момент они в хорошей форме. До Гран-при еще месяц, главное, чтобы не было травм. Как, например, у (Екатерины) Бобровой и (Дмитрия) Соловьева сейчас. Наш вид спорта непредсказуемый, по-разному случается.

— В Канаде звание первой пары означает то же самое, что и в России — «накачка» от федерации и все такое прочее?

— Ну, наверное, все-таки поменьше, чем в России, но они чувствуют ответственность.

— Сами они поменялись в новой роли?

— Подхватили звездную болезнь, вы имеете в виду?

— Да даже не это. Дрожание ног, например, или более собранное, наоборот, состояние?

— Конечно, я чувствую изменения. Подготовку они начали с большими амбициями. Несколько даже чрезмерными. Но это надо было убрать и пахать в два раза больше. Когда ты на третьих-четвертых местах, все говорят: какой ты хороший, ты мог бы быть первым. Когда ты первый, удержаться на вершине очень сложно.

— А для вас насколько сложно, что они первая пара страны?

— Да для меня это вообще не имеет значения. Я вижу их потенциал, он еще далеко не исчерпан, они еще только подходят к этому. На самом деле, в работе я становлюсь только жестче, стараюсь их «зарядить», тренировать строже. Если почувствую их настроение, что вот, мы первая пара страны, можем меньше тренироваться, что-то делать в полноги, сразу пресеку это. На тренировках они должны выкладываться на 100%. Тем более, на соревнованиях когда ты волнуешься, зажимаешься, твоя программа не выглядит так, как в момент, когда ты спокоен.

— Слова «жестче в работе» звучат как-то не по-западному. Так, скорее, сказал бы российский тренер.

— Вы знаете, тренировать на Западе, в Америке — это, конечно, несколько другое. Не так, как мы тренировались. Я, честно говоря, стараюсь быть где-то посередине. Полностью тренировать их, как американцы, я не хочу и не могу. Конечно, от огромного опыта работы с Натальей Линичук, которая меня тренировала 11 лет, я взяла очень многое. Когда тренер выкладывается и постоянно находится в процессе, ученики это чувствуют. И я не то чтобы за жесткость, но из советской системы я взяла стремление тренировать как бы на износ. Они уже вроде бы не могут, а я их нагружаю еще и еще. Здесь важно не передавить и не недодавить. Надо искать постоянный баланс, равновесие. Спортсмены могут чувствовать себя матерыми и не осознавать, что на самом деле «матерость» еще впереди.

— В Америке у детей наверняка другой менталитет, и жестких приемов они могут не понять.

— Да хотелось бы жестче тренировать, если честно (улыбается). На самом деле я, конечно, советуюсь с учениками, чтобы понять, как они себя чувствуют. У нас, когда я каталась, такого не было. Тренер решал все — от того, как проводить сам тренировочный процесс, до выбора музыки, костюмов и хореографии. В западной системе мне, конечно, нравится то, что ребята имеют возможность проявить свой вкус, могут самовыражаться. И в костюме, и в музыке, и в танцах. Хочу, чтобы у них все шло от души и от сердца.

— Из всего того, что уже пройдено с Кейтлин и Эндрю, какие моменты были самые яркие?

— Считаю, что у них было прекрасное выступление на Олимпийских играх в Сочи, произвольную программу они исполнили просто здорово. Знаете, наш вид спорта — это постоянная борьба с собой. И вот когда оба партнера хорошо себя чувствуют и им удается себя перебороть, тогда и получаются такие выступления, как у Кейтлин и Эндрю на Олимпиаде. На чемпионате мира в Ницце они тоже великолепно исполнили произвольный танец. Тем более тогда их программа «Маладе» была такая новая и необычная для всех. Музыка совпала с их характером. Вообще они очень красивая пара, но технически им еще надо много работать.

— Если мы вас спросим, за что вы их любите, что ответите?

— За то, что они меня любят (смеется). Я люблю их за то, что они мне доверяют. За то, что они с нами — и со мной, и с Паскуале — умеют находить общий язык. Мы никогда не ссоримся и не пререкаемся, у нас получается приходить к общему мнению. Считаю, что это очень важно — держать такой контакт между спортсменами и тренерами.

— На Олимпиаде тяжело было принять то место, которое они заняли?

— Естественно. Особенно когда в коротком танце они не получили «ки-пойнты». Сейчас если ты провалился в коротком танце, то произвольный тебе особо не поможет. Конечно, мы рассчитывали на более высокое место, но они были второй канадской парой. А быть второй и первой парой страны — это разные вещи.

— Сейчас, после того как Тесса Вирчу и Скотт Мойр объявили о том, что пропускают сезон, дверь открылась шире?

— Значительно шире. И федерация нас намного больше поддерживает, и ребята чувствуют себя увереннее, потому что знают, что за ними стоят.

— Раньше приходилось, получается, мириться с ситуацией, когда вы просто знали, что выше определенного места пару не поставят?

— Ну как мириться… Выше Кейтлин и Эндрю не ставили просто потому, что Тесса и Скотт были непревзойденные. Это была великолепная пара, намного более опытная, чем моя. Очень талантливая пара, которая много работала. Так что я считаю, все было правильно.

— В Оберстдорфе проводили судейский эксперимент, согласно которому две бригады судили разные вещи: одна — технику, вторая — компоненты программы. На ваш взгляд, есть в этом вообще смысл, или танцы на льду какие были в то время, когда вы катались, такими и остались?

— Я считаю, что очень много изменила новая система судейства. Первые года четыре с того момента, когда ее ввели, была гонка за элементами. Сейчас же началась работа над другими моментами — хореографией, связками. Это уже больше похоже на танцы, которые были раньше, но со сложными элементами и поддержками. Физически сейчас кататься стало намного сложнее. Пытаться сделать все технические вещи так, чтобы это еще и выглядело эмоционально, очень сложно. Для этого надо в два раза больше тренироваться.

— Некоторые специалисты все равно говорят: обязательных элементов так много, что между ними времени танцевать не остается.

— Мы все равно пытаемся. Да, кто-то делает связки проще, но я не хочу идти этим путем. Я считаю, что танцы должны быть танцами, связки между элементами должны быть интересными, чтобы вся программа смотрелась как единое целое и был виден характер танца. Конечно, делать перебежки между элементами проще, а моим спортсменам приходится сложнее.

— На ваш взгляд, тот путь, по которому вы идете, получает адекватную оценку судей?

— Думаю, что да, оценивают.

— Взлет Мерил Дэвис/Чарли Уайта и Вирчу/Мойра, их признание, связаны с тем, что они тоже не шли по простому пути?

— Конечно. Плюс у них в группе была конкуренция, они вместе катались, тренировались и росли год за годом. Наверное, им было безумно тяжело готовиться к сочинской Олимпиаде бок о бок, и, мне кажется, им все-таки надо было что-то поменять. Но они решили оставить все как есть. В любом случае то, что они показали в Сочи, было очень здорово.

Если будет конкретное предложение вернуться в Россию, я его рассмотрю

— Анжелика, единственная российская пара, которую вы тренировали за все время вашей деятельности — это Екатерина Пушкаш и Джонатан Гурейро.

— Да, в прошлом году я с ними работала. Интересный и талантливый был дуэт, но я считаю, что постоянные переходы от тренера к тренеру не пошли им на пользу. Это же не просто так — взял и ушел. К каждому новому тренеру надо привыкать, должно пройти какое-то время, прежде чем начнется нормальная работа. Они же год покатаются у одного тренера и уйдут. Я считаю, они должны были остановиться на ком-то одном. Проблему им надо было искать в себе, а не в других.

— Сейчас же пара вообще распалась.

— Да, это так. А могли бы, после того как распались Елена Ильиных с Никитой Кацалаповым, Виктория Синицина с Русланом Жиганшиным, прыгнуть в обойму. Мне очень жалко, перспективная была пара.

— К вам вообще обращаются российские пары? И хотелось бы с ними работать?

— Мне было бы, конечно, очень это интересно. Но пока, кроме Пушкаш и Гурейро, не обращались. Сейчас я взяла пару из Казахстана, и для меня это удовольствие — работать с русскоговорящими фигуристами. В тренерском процессе не все, что я хочу сказать по-русски, могу сказать по-английски. И иногда использую переводчик в своем телефоне — напишу там какое-нибудь слово и показываю фигуристам, а они смеются.

— Насколько сложно вообще приехать к вам тренироваться? Наверняка должна быть финансовая поддержка?

— Естественно. Тренироваться в Америке можно, только если федерация будет поддерживать, потому что все стоит денег. Лед, тренеры, проживание… Вообще наша федерация же любит, чтобы спортсмены были рядом. Чтобы можно было всегда прийти и посмотреть, что происходит. Есть постоянные соревнования, прокаты… А в Америку туда-сюда не налетаешься. Так что, скорее, меня уговорят в Россию вернуться, чем ко мне российские пары присылать начнут (смеется).

— В прошлый олимпийский цикл действовала целая программа возвращения российских тренеров из-за рубежа. Вам не предлагали приехать?

— Мне предлагали, но без конкретики. Ехать же наобум я не очень хочу. Если будет какое-то конкретное предложение, я его рассмотрю, мне это очень интересно. Я считаю, что в России очень много талантливых молодых спортсменов и пар. Хотя и тренеров там тоже много (улыбается). Посмотрим.

— У вас связь с Россией осталась? Условно говоря, вы же поедете не в чужую страну?

— Конечно, осталась. Мама там живет, тетя, родственники. У меня есть в Москве квартира, машина. Дело обстоит совсем не так, что я все бросила и уехала. Я очень люблю Россию, люблю Москву, у меня там много друзей. Один турнир в году я всегда жду с особым нетерпением — это московский этап Гран-при. И это чувство у меня не уходит, 20 лет живу в Америке и постоянно с удовольствием приезжаю в Россию. Даже московские пробки у меня не могут отбить этой тяги! Раздражают, конечно, но неделю побудешь и вроде привыкнешь.

— Евгений Платов рассказывал, что его лекарство от ностальгии в Америке — это море. Но он одессит, а вы москвичка. Что вам помогает не грустить по родине?

— Вообще я тоже очень люблю море, хоть в Москве его и нет (смеется). У нас есть русское телевидение, например.

— Сад у дома?

— Нет, я не очень люблю огород. Кушать только то, что там растет (смеется). Общение с русскими друзьями есть, у нас там свое сообщество. Есть русский магазин, русский ресторан. Так что общение помогает.

— Но гречку, наверное, сварить тоже иногда хочется?

— Гречку обязательно, с котлеткой и подливочкой. Хотя дети это не очень любят, но себя я иногда балую такой едой.

— Дети уже американцами растут?

— Скорее да, они уже больше американцы. Хотя когда приезжает мама, она варит им борщ и делает жаркое.

— По-русски говорят?

— Не очень хотят. Понимают, что я могу с ними говорить по-английски, и себя не напрягают. Но с моей мамой, конечно, говорят по-русски, потому что у них нет выхода (улыбается). Вот сейчас мы здесь, в Оберстдорфе, с ними дома осталась мама, и им приходится говорить с ней по-русски и как-то ее понимать.

Обратная сторона танцев на льду сюрпризом не стала

— Возвращаясь к фигурному катанию, расскажите, сколько пар сейчас в вашей группе?

— Сейчас восемь. Скоро возьмем еще две. Я считаю, до десяти пар — это оптимальное количество. Если больше, то уже не успеваешь всем уделять внимание. А сейчас я нормально планирую и процесс, и подготовку к соревнованиям. И я довольна, и ребята довольны.

— Как в вашей группе распределены обязанности, за что вы отвечаете, за что Паскуале?

— Паскуале очень креативный, на нем — постановка программ, хореография. Выбор музыки и костюмов — это мы делаем вместе. На мне больше, собственно, сам процесс подготовки. Хотя я тоже люблю ставить программы, тоже выбираю музыку, но смотря для каких пар. С Кейтлин и Эндрю хореографией занимается он, ему помогает Ше-Линн Бурн, чемпионка мира 2003 года в танцах на льду. Я могу сказать, если мне что-то не нравится, и мы это вместе обсуждаем, но все равно это его. За много лет мы уже привыкли к этому процессу. Подготовку к соревнованиям мы проводим вместе. Ассистенты нашей группы — Наталья Анненко и Сергей Петровский. Наталья работает над техникой, Сергей помогает с поддержками и вращениями. Еще привлекаем «бальника» из Нью-Йорка Илью Ифраимова, он работает над стилем и характером пасодобля и фламенко. Балетной частью занимается балерина из Нидерландов Вероник Бреен. Тренерская команда у нас отличная, я очень довольна, что рядом с нами есть такие специалисты высокого класса.

— Основная техническая часть работы на вас?

— Над техникой мы работаем вместе с Паскуале. Я считаю, что он очень хорошо в ней разбирается, у него больше английская школа, она немножко отличается от русской. У нас, конечно, бывают дискуссии по этому поводу, но я считаю, что спортсмены должны попробовать и так и эдак и выбрать сами как им удобнее.

— В какой момент вы почувствовали, что стали полноценным тренером? Наверняка же какое-то время было неуютно стоять у льда, а не на льду?

— Сразу почувствовала. Я еще когда каталась, понимала, что могу тренировать, вижу, как это надо делать. В последние годы карьеры уже сама себя могла корректировать. Просматривала видео своих программ. Естественно, нужно было время, чтобы подняться до серьезного уровня. Много было нюансов, о которых я не знала. То, что нужно общение, надо много ездить, много кого приглашать. То есть делать много того, что не касается, собственно, фигурного катания. Натренировать, подготовить, поставить программы и пошить костюмы — это хорошо, но потом начинается обратная сторона нашего вида. В эту обратную сторону надо было войти.

— Большим сюрпризом стало, что она существует?

— Нет, конечно. Я знала об этом, видела, как работает мой тренер, видела, как борется федерация за нашу пару, когда каталась. Другое дело, что меня этому никто не учил, приходилось и даже все еще приходится проходить через это самой, от соревнования к соревнованию. Как это сделать лучше и продуктивнее.

— Какое-то время наверняка ощущали себя тренером-новичком, чувствовали взгляды со стороны «великих»?

— Ну конечно. Приезжаешь на первые соревнования, не знаешь людей, не знаешь судей, тебя воспринимают совсем по-другому. А потом уже от турнира к турниру выходишь на определенный уровень. Но естественно, надо показывать катание. Если твоя пара катается, то все уже по-другому. И я считаю, что с новой системой роль собственно катания стала превалирующей. Можно привести в пример канадскую и американскую пары, олимпийских чемпионов — они буквально из юниоров прыгнули на высокие места по мастерам.

Пока не готова предлагать революционные идеи ученикам

— Во время Олимпиады в Сочи во французской прессе муссировался слух о том, что российская и американская федерация договорились помочь друг другу выиграть золото для Дэвис и Уайта в танцах и для сборной России в командном турнире. Получается, новая система судейства не настолько хороша, чтобы подобных слухов больше не возникало?

— Думаю, что оставим этот вопрос без комментариев (смеется).

— Но ведь нельзя не переживать по этому поводу, не пытаться что-то изменить?

— Естественно все переживают! Место-то одно! И на него хотят и работают как сумасшедшие четыре года – федерация, тренеры, спортсмены. Но только тот, кто во всех отношениях сделал свою работу лучше других, победил. Сговор не сговор – место дано, медали развешаны. Но при этом ведь никто не отменяет катание. Я считаю, что (бронзовые призеры Олимпиады) Ильиных с Кацалаповым катались, они выглядели прекрасно. Я понимаю, что французам Натали Пешала и Фабьяну Бурза обидно, они ждали этого места, они тоже замечательная пара. На самом деле, последние две разминки на Олимпиаде катались великолепно! Но это в одиночном катании – прыгнул не прыгнул. А танцы в этом плане очень сложный вид спорта. Именно поэтому стоял вопрос вообще убрать наш вид из олимпийской программы. Ведь танцы с легкими транзишнами стали похожи на парное катание – те же поддержки, вращения, нет только тодеса и выброса. Поэтому надо ставить танцевальные программы, делать танцевальные связки.

— Наверное, если бы вам, спортсменке, в то время кто-то сказал, что танцы могут убрать из олимпийской программы…

— Я бы ни за что не поверила! Для меня это два совершенно разных вида. Но ведь для зрителя действительно стирается разница между танцами и парным катанием. Нужно либо у парников убирать дорожки, либо у танцоров — высокие поддержки. Хотя это вряд ли произойдет, для зрителя программы с высокими поддержками смотрятся ярче и интереснее. Так ведь сейчас и одиночникам разрешили использовать музыку с вокалом. Все это напоминает шоу-бизнес (смеется).

— Говоря об «очередях» в танцах, когда вам было сложнее проходить этот путь? Будучи спортсменкой или сейчас со своими учениками?

— Раньше «очередь» действительно была всегда, а вот сейчас, мне кажется, эта грань стирается, моим ученикам чуть легче. Если приводить в пример, опять же, канадские пары, то становится очевидным – дело не в «очереди», а в том, что Тесса со Скотом просто были сильнее. Если бы моя пара каталась лучше, она была бы первая. Но мы к тому моменту не вышли на такой запредельный уровень. Я просто люблю честность во всем – не приемлю, когда «толкают» какую-то пару, которая не очень хорошо катается и просто пытается убедить, что она лучше.

— Анжелика, а вы вообще часто вспоминаете времена своей спортивной карьеры? Можете с тем же Платовым посидеть и за чашечкой кофе поговорить о былом?

— Да запросто! Мы отличные друзья и с Платовым, и с (Оксаной) Грищук, с (Мариной) Анисиной и (Гвендалем) Пейзера. Любим встречаться, общаться и действительно порой вспоминаем какие-то моменты из нашей карьеры, какие-то тусовки на сборах, в турах. Эту яркую часть уже никогда не вычеркнуть из наших жизней.

— Вы сказали, что канадцам и американцам стоило бы на период подготовки к Сочи разойтись, а не оставаться вместе у Марины Зуевой. Это вам подсказывает ваш опыт? Ведь вы с Грищук и Платовым к Играм-1998 готовились не вместе.

— Да, и это было то, что нужно. Когда две главные пары катаются у одного тренера, он, конечно, старается делать для них максимум. Но все равно какой-то паре на подсознательном уровне отводится предпочтение, и он ее возводит на пьедестал. По-другому ну просто быть не может! Я не наговариваю на Зуеву, она прекрасный тренер и сделала все, что могла. Тут ведь еще в спорт на Олимпиаде вмешивается политика, и тогда от нас зависит чуть меньше.

— Прошлое олимпийское четырехлетие завершилось громкими распадами целого ряда пар. Вы в свое время тоже ушли от Владимира Федорова и встали в пару с Олегом Овсянниковым. У вас есть какая-то аналогия нынешней ситуации с тем, что когда-то произошло у вас?

— Ну, у нас что получилось… Мы отлично катались, работали душа в душу, были прекрасными друзьями. Знаете, если и была пара, партнеры в которой никогда не ругались, это были мы с Володей. Мы очень любили и понимали друг друга. Каждый день тренировки был праздником, потому что не было нервотрепки, но было взаимопонимание и контакт. Но в тот момент мои тренеры (Наталья) Линичук с (Геннадием) Карпоносовым и, может быть, я сама понимали, что, став бронзовыми призерами чемпионата мира, мы с Володей достигли своего максимума и дальнейшего потенциала у нашей пары нет. На тот момент распад произошел не то чтобы легко…

— Но был воспринят менее болезненно, чем распад тех же Ильиных и Кацалапова?

— Просто мы ко всему прочему были только третьей парой страны, а ребята – первой. Я считаю, что для каждого из них лучшего партнера не найти! Желаю удачи обоим дуэтам, но им нужно дойти до того, к чему пришла пара Ильиных/Кацалапов. Если бы они вышли в этот сезон, сразу бы боролись за звание чемпионов мира. Это было бы намного легче. Только вот когда ты молодой, когда есть персональные конфликты друг с другом, их сложно в себе подавлять.

— Но ведь вам с Овсянниковым так и не удалось достичь олимпийской вершины. Никогда не было сомнений, что шаг по смене партнера был правильным?

— Нет, не было. Когда мы встали в пару с Олегом, через месяц уехали в США. Первый год был очень тяжелым. Мы приехали летом, у Линичук было очень много работы, и нам как новой паре она уделяла не так много времени, а нам нужно было притираться, скатываться. Все было неудобно, да еще и вдали от родины… Я тогда всерьез задумывалась о завершении карьеры и возвращении в Россию. Но потом мы постепенно начали понимать друг друга, взаимоотношения в паре наладились, пришли результаты. Так что нет, сомнений не было. Просто золотая медаль одна, а у России было две пары, и в тот момент выбрали Грищук/Платова. Уровень катания у нас с Олегом был очень хорошим, постановки замечательными, и многие говорили, что мы должны были выиграть. Но федерация, видимо, решила, что олимпийскими чемпионами вновь станут Грищук с Платовым, а мы останемся еще на один олимпийский цикл. Но из-за моей травмы спины, которая была очень серьезной, я уже просто не могла выдерживать тренировочный режим. К сожалению, я очень не докаталась (улыбается). Закончила в 25 лет, в самом расцвете сил, в самом расцвете нашей пары, когда было полное взаимопонимание партнеров и наслаждение нашим катанием…

— Шансов вылечиться вообще не было?

— Травму я получила на второй год после приезда в США. И так с ней работала все время. Если бы мы были в России, возможно, удалось вылечиться. Но травма к тому моменту была уже очень сильно запущена. Ведь в тот период у нас в сезоне было по 11 турниров! Времени остановиться и лечиться просто не было. Зато я очень рада, что по окончании карьеры мы покатались в шоу, получив колоссальное удовольствие, беззаботное было время (смеется). Я вообще обожаю кататься, даже приезд на «Ледниковый период» был одним из ярчайших моментов моей жизни. Каждый день сейчас я выхожу на лед, показываю ученикам какие-то элементы, все время на коньках.

— С Паскуале после тренировок пару кружочков под музыку не катаете?

— Нет (смеется). Только с Поже во время тренировок в рамках отработки программ.

— Перед интервью с вами мы пересмотрели вашу программу под африканские барабаны. Как вы с тренерами вообще решились на такой революционный шаг?

— Идея полностью принадлежала нашему тренеру! Наталья Владимировна предложила идею, а мы с Олегом восприняли ее очень критически. Может быть, для одной-двух частей программы ее можно было бы использовать, но делать всю постановку в таком ключе… Было очень рискованно. Тем более, после того как мы стали чемпионами мира, на защиту титула нужно было выходить с чем-то интересным. Но тренер не побоялась. А поскольку мы тренировались в российской системе, в решении всех вопросов было 80% тренера и 20 – спортсмена. Так вот мы и начали работать над этой интересной и сложной программой. Может быть, эта постановка кому-то не нравилась, но энергия от нее шла сумасшедшая.

— Характерные движения откуда подсматривали?

— Мы приглашали хореографа из Швейцарии. Естественно, смотрели много видео, пробовали все на льду…

— Африканцы в процессе постановки никак не участвовали?

— Нет (смеется).

— Вы бы сами как тренер смогли предложить своим ученикам такую революционную идею?

— Пока нет (смеется). При этом я не могу сказать, что придерживаюсь сугубо классики. С Уивер/Поже мы делаем, на мой взгляд, очень разноплановые постановки. В этом сезоне они бросили себе своего рода вызов – под классику они еще не катались. Программы в плане эмоций, техники, хореографии для них новы. В первую очередь, очень сложно их выкатать физически.

Хочу привезти детей в Москву

— Возвращаясь к вопросу о распадах пар. Вы бы смогли принять решение и разбить уже сложившуюся пару, если бы видели больший потенциал в другом составе?

— Думаю, что да. Тренеру намного лучше видно, в чем будет потенциал на будущее. На примере американской пары Кейтлин Хавайек и Жан-Люк Бейкер – девочка каталась по юниорам с другим партнером, а мальчик очень далеко от нас жил. Но мы поставили их в пару, и они стали в прошлом году чемпионами мира среди юниоров, я считаю, что это пара будущего Америки. Просто не надо бояться, если ты считаешь, что так будет лучше, нужно брать и делать. Конечно, это больно, конечно, ты любишь всех своих спортсменов и хочешь помочь каждому добиться результата. Но у кого-то объективно лимитирован потенциал. И это делается для интересов пары, которая стоит на месте, в которой нужно что-то менять. Нужно быть смелым и решительным! Нерешительные тренеры не выживают (улыбается). Ведь если спортсмен видит, что тренер уверен, они сами становятся увереннее. А если ты будешь сомневаться, у учеников тоже затрясутся коленки.

— Вы сказали, что тренер любит всех учеников. Но в фигурном катании не редкость, когда ученики уходят от тренера, даже не попрощавшись. И вы на своем опыте тоже с этим столкнулись. Уже успели привыкнуть, что тренер с той стороны, будет просматривать спортсмена, а от вас это будет держаться в тайне?

— У нас действительно обычно ничего не обсуждают до перехода. Идет проба с тренером, потом спортсмен принимает решение и, только определившись, сообщает своему прежнему тренеру. Я своим ученикам говорю, что если возникает дискомфорт, об этом нужно сообщать – это нормальная ситуация, когда ученики и тренер пойдут дальше разными дорогами, если на то есть причина. Мне самой было очень тяжело, когда от меня ушла первая пара – итальянцы Федерика Файелла и Массимо Скали. Это был мой первый опыт, мы на них положили три года, я к ним немножко прикипела эмоционально. Они ведь даже жили у нас, можно сказать, мы стали семьей. И после их ухода я дала себе установку – в нашем виде спорта это может произойти в любой момент. Даже когда французы Пешала и Бурза ушли, я приняла их решение. Я отдавала им много времени, даже, может быть, больше чем Поже на тот момент. Просто Натали, она такая, все равно возьмет свое (смеется). А то, что там еще 13 пар катаются, это неважно. Для меня это тоже колоссальный опыт, с приходом такой опытной пары я многому от них учусь, так же как они учатся у меня. Это двусторонне движение.

— Кто-то сказал, что тренер никогда не должен влюбляться в своих учеников.

— И это правильно.

— Нужно относиться к работе более профессионально?

— Да, но это очень сложно… Ведь отношения с учениками порой переходят в более откровенные разговоры, они могут делиться какими-то своими переживаниями, рассказывать о личной жизни. Плюс мы все люди очень эмоциональные. И у тренера непроизвольно может возникнуть чувство привязанности, когда он видит своих учеников каждый день. Но все-таки я смотрю на спортсменов, как на материал, хотя отдаю им свою душу. Не знаю, как это объяснить. Самое смешное, что у меня на своих детей порой времени не хватает, а вот для спортсменов всегда найдется (смеется). Но без этого никак, они должны чувствовать, что тренер рядом.

— Дети не жалуются?

— Жалуются (смеется). Но уже привыкли. Мне самой жалко, что так получается, постоянно думаю, что надо их свозить туда, показать то, отвести в секцию…

— Фигурного катания?

— Они немножко катаются, но это для меня не цель. Катаются для здоровья. А так пусть учатся в школе (смеется).

— Детей в спорте не видите?

— Не знаю. Энтони очень спортивный, музыкальный, да дети вообще сейчас очень развитые. Только вот слишком любят различные шоу, постоянно смотрят Disney Channel. Я иногда думаю, что надо этот канал отключить (смеется). Там все-таки больше для тинейджеров, более взрослых ребят. Это совершенно другое поколение, тем более в Америке. Но надо с этим как-то смириться, хотя при этом важно держать их в поле зрения.

— Этери Тутберидзе как-то рассказала, что дочка позвонила ей с соревнований  с вопросом: «Мама, а какой завтра день?» Этери Георгиевна ответила, что у дочки завтра прокат произвольной программы. А дочь в ответ: «Мама, у меня завтра день рождения…»

— Ой, у меня до такого не доходило (смеется)! К дням рождения я готовлюсь заранее, приглашаю их друзей. Конечно, нельзя сказать, что я уделяю детям достаточно времени. Хотя вечера мы проводим вместе. Правда, я чаще всего с наушниками в ушах с ними занимаюсь и параллельно делаю какие-то пометки, но я все равно с ними!

— В Москве дети бывали?

— Очень давно. Хочу привезти их на следующее лето. Просто они были слишком маленькими, я немножко себя жалела, чтобы не слушать их капризы в ходе перелета (смеется). В Москве хочется показать достопримечательности, познакомить с родственниками, да и просто вывезти в город. Мы ведь живем в глуши: есть каток, дом, никаких пробок… Спортсменам там тренироваться лучше всего, ничто не отвлекает от работы. Вот уж как мы ненавидели Новогорск, но это лучшее место для подготовки.

— А некоторые тренеры считают, что там созданы слишком роскошные условия. Раньше готовились в спартанских условиях, а теперь построили пятизвездочный отель.

— Нет, я считаю это очень хорошо. Там и каток прекрасный, и физиотерапия, и массаж, проживание, питание. Это все наши родители, бабушки и дедушки любят о таком говорить. Нужно жить в том времени, в котором мы есть сейчас, и брать от него все. Свобода в современном мире нашему советскому человеку на пользу – в одежде, в стиле, в еде, в свободе слова. Русские люди сейчас стали чувствовать себя на мировом рынке лучше, чем мы, когда были забитыми, не знали язык… Конечно, у нас есть что-то свое, родное, но это расширение границ никому не вредит. Дай бог, чтобы все было хорошо с политической стороны…

— С американскими друзьями в диспуты по этому поводу не вступаете?

— Нет, я предпочитаю на эти темы не разговаривать. Я хочу миру мир. Пусть политики сами разбираются. Мне просто больно смотреть, как убивают детей, стариков, мирных жителей. А мы все равно ничего сделать не можем. Хочу, чтобы все это разрешилось. Но конфликт сейчас очень глобальный. Главное, чтобы это не передалось на спорт. Сейчас начинаются эти санкции, бойкоты и все прочее. Хотелось бы, чтобы спорт остался вне политики.

rsport.ru