Светлана Соколовская: шанс попасть на ОИ Самарин должен взять самостоятельно

Чемпионат России по фигурному катанию, открывший для Александра Самарина путь в сборную, мог бы закончиться для спортсмена вовсе не столь радужно: выполняя самый сложный прыжок своей программы, фигурист сломал ботинок. Как шла подготовка двукратного вице-чемпиона России к чемпионату Европы и почему ученика не нужно жалеть, рассказывает его тренер Светлана Соколовская.

— Знаю, что на следующий день после возвращения из Питера в Москву ваш спортсмен уже катался в новых ботинках. Это ведь очень непростой и болезненный процесс – раскатывать новую пару.

— У нас не было никакого другого выхода. Саша действительно сразу вышел на лед. Катался он даже 31 декабря – под наблюдением нашего тренера Максима Завозина. Я на три дня уезжала из Москвы на новогодние праздники, но Самарина предупредила: «Делай что хочешь, но второго января мы должны начать прыгать».

— Начали?

— Да. 2 января Саша уже показал мне тройной аксель.

— Эти несколько первых дней катания Самарина в новых ботинках дались вам тяжело?

— Об этом мы не разговаривали с ним вообще. Зачем? Саша взрослый человек, должен был все контролировать сам. Если была вероятность, что ботинок может сломаться, нужно было заранее предпринимать какие-то меры. Я никогда не вникаю в такие вопросы. Вникла только один раз, когда летом Самарин раскатывал ботинки и намял ногу. Вот тогда я включилась сразу, чтобы не допустить возникновения более серьезной травмы. Но вообще считаю, что ботинки и коньки — это зона обязанностей спортсмена, тем более если речь идет о парне. Это как зубная щетка. Не будешь же каждый день интересоваться, взял ли спортсмен щетку и почистил ли зубы.

В тот момент, когда все это случилось в Питере, я была очень зла. Потому что не может целый ботинок ни с того ни с сего сломаться. Значит, это мой спортсмен недосмотрел. Откатал же он показательный номер, перебинтовав ботинок изолентой? А перед финалом этого не сделал. Конечно, бывают случайности. Но если человек что-то не проконтролировал, значит, не посчитал нужным? А в спорте не бывает мелочей. Хотя, конечно же, можно сказать, что тренер виноват – недосмотрел.

— Согласитесь, что в фигурном катании тренеры обычно стараются предусмотреть за своего спортсмена абсолютно все.

— Если бы я тренировала девочку, возможно, поступала бы так же. Но я тренирую мужчину и хочу, чтобы мой спортсмен был наделен прежде всего мужскими качествами. Я очень Сашу люблю, стараюсь как тренер делать все возможное для того, чтобы он показал максимально возможный результат, но нянчиться с ним я точно не буду. Слабых мужчин в нашей жизни и нашем виде спорта и так более чем достаточно.

— В свое время один ваш титулованный коллега сказал интересную фразу: «Чем более самостоятелен спортсмен, тем меньше он привязан к тренеру».

— Тренировать человека – вовсе не означает привязывать его к себе. Зачем? В нашем виде спорта человек выходит на лед один, и он сам должен уметь четко рассчитать свой прокат, настроить голову. За бортом кто ему поможет? Никто. Поэтому я так и «наехала» на Самарина по поводу ботинка, несмотря на то что таким растерянным не видела Сашу никогда в жизни. Когда он в Питере вышел со льда, то произносил лишь два слова: «Нога, ботинок, ботинок, нога…» Когда я убедилась, что ноги остались целы, высказала все, что думаю на этот счет, причем очень жестко, чтобы поставить спортсмену голову на место, вывести его из состояния шока. Хотя честно скажу: когда сама этот ботинок увидела, мне стало дурно.

— Сейчас вы впервые, если не ошибаюсь, находитесь на сборе национальной команды, где все сильнейшие катаются рядом друг с другом. Это создает дополнительный стресс?

— Прежде всего, это интересно. Ребята смотрят друг на друга, тренеры смотрят на работу коллег: кто как готовится, какие нагрузки даются перед стартом. Я всегда стараюсь смотреть по сторонам, учиться. Условия у нас в Новогорске прекрасные, льда и музыки сколько хочешь, на льду всего четыре фигуриста: трое основных и запасной – Сергей Воронов. Все адекватно относятся к работе.

— Предстартовое волнение испытываете?

— После чемпионата в Питере меня уже мало чем можно напугать или напрячь. Прыжки Самарин восстановил, функционально он готов к выступлению хорошо, осталось только эмоционально настроить его на выступление. Считаю, что по сравнению с чемпионатом России у нас сейчас одни плюсы: наконец-то можно выйти и показать катание, а не непрерывную борьбу с внезапно возникшими обстоятельствами. В Питере нам было непросто по целому ряду причин. Мы сделали в двух программах очень сложный набор элементов, и Саша, знаю, очень хотел показать, чему он успел научиться за лето. Показать, что он в состоянии все это сделать. Сейчас могу признаться: очень боялась, что Самарин может перегореть на отборе от чрезмерного желания. Но после короткой программы успокоилась. Причем успокоил меня сам спортсмен – своим катанием. И тут форс-мажор с ботинком!

— Вы же наверняка держите в голове, что от результата Самарина на чемпионате Европы зависит, поедет ли он на Олимпийские игры.

— Конечно, я об этом думаю. Но думаю без надрыва. Да, нам дается шанс. Но взять его Саша должен сам. Я как тренер лишь подвела спортсмена к этому. Возьмет – ура! Значит, мы молодцы. Если случится что-то непредвиденное, значит, будем работать дальше. Но это не станет катастрофой. Заканчивать кататься Самарин не собирается.

Вообще сейчас такой период, что мы живем одним днем: есть тренировка, есть план на нее, мы его отрабатываем. Завтра будет другой день и другая работа. Возможно, у великих тренеров каждый день работы с учеником расписан на четыре года вперед, у меня пока такого нет.

— Вы рассматривали вариант облегчения программы в том случае, если раскатывание новых ботинок затянется?

— Прогнала такую мысль сразу. Я так устроена, что, как только возникает проблема, сразу начинаю очень активно ломать голову, как ее решить – обдумываю все возможные варианты. Здесь же понимала, что думать должна не об этом. И спортсмен мой должен думать не об этом. А о том, чтобы полностью восстановиться и максимально хорошо подготовиться к чемпионату Европы. Поэтому и не хотела раньше времени мысленно допускать, что что-то может пойти не так. Тем более что второго января уже стало ясно, что с ботинками все нормально.

— Четыре года назад вы каждый день наблюдали за тем, как ваша коллега Елена Буянова готовит к Олимпийским играм Аделину Сотникову. Ваша нынешняя работа с Самариным сравнима с этим?

— Нет. Аделина и Саша психологически очень разные, похожи были разве что своей работоспособностью. Саша решительный, жесткий, собранный, а Аделина – девочка, и этим все сказано. Лена, когда ее тренировала, жила только ей одной: тренировала, приглашала специалистов, учитывала каждую мелочь, отдавала всю свою энергию. И в Сочи Аделина реализовала прежде всего ту нечеловеческую работу, которую провела вся ее команда.

Самарин помимо всего прочего молчун. Никогда не признается, если у него что-то болит или если не очень хорошо себя чувствует. Поэтому я всегда очень внимательно наблюдаю за ним, пока первые десять минут тренировки его раскатывает Максим Завозин. По тому, как Саша катится, начинаю понимать, что именно мы с ним будем на тренировке делать.

— С Завозиным ваш спортсмен работает над скольжением каждый день?

— По-разному бывает, но в целом мы уделяем этому много времени. Макс контролирует в прокатах все дорожки, причем наблюдает не только за Самариным, но за Машей Сотсковой, Леной Радионовой. Если видит у кого-то из фигуристов хоть небольшую проблему в крюках, выкрюках, переходах – сразу об этом говорит. Потом забирает спортсмена на какое-то время, чтобы все отработать. Это очень точная, ювелирная работа.

— Когда спортсмен уставший, что быстрее начинает у него «сыпаться» – шаги или прыжки?

— У Самарина первым делом страдает внешний вид, осанка. С элементами он справляется в любом состоянии — может все отпрыгать на одном характере. А вот все то, что влияет на вторую оценку, – спина, руки, эмоции… Правда, сейчас с этим стало лучше. Мы как-то провели совместную тренировку с танцорами Иры Жук и Саши Свинина, так даже они мне признались: мол, не думали, что Самарин окажется способен так сильно прибавить в презентации программ. А если такое говорят танцоры, это дорогого стоит.

— Сам Александр любит смотреть свои прокаты со стороны?

— Нет. Но смотрит их всегда – независимо от того, был прокат удачным или не очень. Он вообще просматривает все выступления после соревнований. И анализирует их очень тщательно.

— Что вы говорите Самарину в те последние секунды перед тем, как он идет выступать?

— Мы не разговариваем. Все общение заканчивается до выхода на лед. Дальше он все контролирует сам. Так привык. Нет тех слов, которые могли бы дополнительно ему помочь.

— Он всегда был таким?

— Да. Понятно, что на юниорском уровне стараешься как-то поддержать ученика, помочь ему, но я как-то интуитивно почувствовала на одном из первых наших совместных турниров, что у борта не нужно проявлять излишнюю заботливость. Напротив, нужно дать спортсмену возможность самостоятельно все обдумать и самостоятельно собраться. Это у нас получилось, с тех пор так все и пошло.

— А если вдруг возникает какая-то проблема, к кому первым делом идет ваш спортсмен?

— Раз уж обо всех его проблемах знаю я, наверное, ко мне.

rsport.ru

Поиск