Даниил Глейхенгауз: «Постановка программ — это как шахматы: не попал в стиль и образ — проиграл партию»
Если бы не любовь к фигурному катанию, то Даниил Глейхенгауз, наверняка, стал кинорежиссером как его папа или, скорее всего, балетным танцором. Ведь его мама Людмила Шалашова в свое время танцевала на сцене Большого театра. Когда сыну исполнилось 4 года, родители отдали мальчика в фигурное катание, и это определило его дальнейшую судьбу — он выбрал спорт.
За свою спортивную карьеру работал со многими тренерами – Натальей Примаченко, Еленой Водорезовой, Всеволодом Гольманом, Натальей Дубинской и Виктором Кудрявцевым… Начинал как одиночник, но из-за травмы перешел в танцы на льду, где тренировался у Олега Волкова и Александра Жулина. Затем выступал в шоу Ильи Авербуха, с чьей подачи после Олимпиады-2014 в Сочи попробовал себя в качестве тренера и постановщика программ в группе Этери Тутберидзе. О новой странице в своей биографии – в интервью Даниила Глейхенгауза.
«Если видишь отдачу спортсмена, то можешь работать с ним до бесконечности»
— В одном интервью вы сказали, что работать тренером вам интереснее, чем кататься самому. Почему?
— Мне кажется, это связано с возрастом. Я стал старше, начал по-другому относиться к работе, фигурному катанию. Любил я его всегда. Но, будучи спортсменом, бывало, ленился, что-то недоделывал, не перегружался. Это случалось. Отчасти, скорее всего, из-за этого и не достиг высоких результатов. А начав тренерскую карьеру, постановочную деятельность, увлекся этим, и как-то все стало складываться. Ни о какой усталости речи не идет. Почти все время проводишь на льду. Конечно, многое зависит от спортсменов. Когда фигурист заинтересован в работе, то это дает дополнительный заряд и энергию тренеру. И если видишь отдачу, то можешь работать до бесконечности.
— Можно сказать, что нереализованность в спорте дала толчок в вашей тренерской работе?
— Безусловно. Не я первый, не я последний, но ощущение того, что за время спортивной карьеры не сделал всего, что мог — присутствует. Тренерская работа – это как второй шанс, который тебе дается. Когда хочется доказать и себе, и окружающим, что ты в этом деле не зря, что неплохо разбираешься в фигурном катании, любишь это дело всей душой, пытаешься через спортсменов показать и выразить свое внутреннее состояние и все, что знаешь, стараешься донести до ребят, чтобы они не повторяли тех же ошибок.
— В чем, на ваш взгляд, состоит основная ошибка?
— В том, что не всегда удается правильно расставить приоритеты. Когда ты молодой, то кажется, что, сосредотачиваясь на спорте, ты что-то упускаешь, жизнь проходит мимо, а ты больше ничего не видишь. Но если пытаться все сразу охватить, не фокусироваться на главном, то цели не добиться. Отец мне всегда говорил, что в молодости все нужно делать по максимуму, чтобы потом была возможность посмотреть мир, почувствовать жизнь, потому что уже имя будет работать на тебя. Пока я был в спорте, этого не понимал. А сейчас полностью согласен, что, занимаясь чем-либо, надо стараться выжимать максимум из каждого дня.
Наверное, все эти мысли приходят с возрастом, потому что когда молодой, сложнее отказаться от каких-то соблазнов. В плане еды мальчикам, конечно, проще, чем девочкам, но все равно возникают моменты, когда переедаешь, поправляешься, и лишний вес мешает тренироваться. Внешне это может быть не так заметно, но организм от этого больше устает и перегружается. Плюс два килограмма, и ты сам подводишь себя к травме, потому что работаешь в перевесе, прыгаешь тройные аксели или четверные. Что-то потянул, обострилась старая травма – вот и последствия. Плюс режим – вовремя ложиться спать, не сидеть до 2-3 часов ночи в телефоне, избегать проблем с алкоголем, походов в ночные клубы… В свое время я не мог от каких-то вещей отказаться, поэтому мне важно сейчас донести до ребят, чтобы они не повторяли таких же ошибок. Большой плюс в том, что на эти темы мне проще говорить с ними, потому что у нас не такая большая разница в возрасте, и я еще совсем недавно переживал те же трудности, моменты взросления, переходного возраста, что и они.
При этом в первое время, когда стал тренировать, мне важно было добиться их уважения, показать, что хотя мы не так далеко ушли друг от друга по возрасту, но между нами все-таки есть определенная дистанция. Но в группе Этери Георгиевны и до меня все это было четко поставлено. Когда я пришел, то не было никаких проблем с восприятием меня как тренера даже у старших ребят. А сейчас, за 4 года работы, поколение в группе поменялось. Сегодняшние фигуристы выросли уже при мне, и многие называют по имени-отчеству. Но что касается Жени Медведевой, то я больше люблю, когда она говорит мне просто Даня.
«Когда тренируешь сильных спортсменов, то быстрее развиваешься и растешь как тренер»
— Попадание в группу Тутберидзе стало для вас счастливым билетом?
— Думаю, для нас обоих. К тому моменту, я уже набрался тренерского опыта. Какие-то задумки в плане техники, хореографии, постановок пытался реализовывать, но у меня не было больших возможностей из-за уровня спортсменов. Сейчас, считаю, что касается девочек, у нас самая сильная группа как минимум в России. Сильных мальчиков пока не хватает, но это вопрос времени. В любом случае с такими фигуристами можно развивать свой талант во всех направлениях. Когда тренируешь сильных спортсменов, то быстрее развиваешься и растешь как тренер. Я пришел в группу не на готовое, пришел после Олимпиады в Сочи, позади четырехлетний цикл, в течение которого мы работали все вместе.
— Как вам кажется, за счет чего группа Тутберидзе стала одной из ведущих в мире?
— Этери Георгиевна довольно долго шла к тому, чтобы проявить себя как тренер, который хорошо разбирается не только в прыжках, но и в скольжении, в постановке программ, ведь вначале она фактически все делала сама. Потом был долгий подбор команды. Появился Сергей Викторович Дудаков. Было очень много людей, которых называют, «скользистами» — мое самое нелюбимое слово в фигурном катании, потому что обозначает узкую направленность и звучит как ругательство.
Когда я решил попробовать в группе Тутберидзе, то большинство знакомых отнеслись к этому скептически, мол, таких как ты там было много, и меняются они каждые 2-3 месяца, надолго не задерживаются. Но значит так и должно было быть, пока она не нашла человека, который соответствует ее амбициям. Постепенно у нас создалась команда – Дудаков, хореограф в зале Людмила Борисовна Шалашова, «джазист» — хореограф современного танца Алексей Железняков, врачи, массажисты — и все это заработало как часы. Если из этого механизма вынуть винтик, то что-то может пойти не так, но сейчас работа идет слаженно. Нет такого, чтобы каждый тянул одеяло на себя. Мы все стараемся выдавать свой максимум. При этом мы все любим фигурное катание больше, чем что-либо другое и посвящаем ему практически все время. Это не значит, что 24 часа проводим на льду, но всё свободное время все мысли заняты фигурным катанием – выбор музыки, новых образов, технические моменты, мысли по реабилитации, восстановлению спортсменов, общение с прессой, интервью, фотосессии и другое. Работа идет по всем направлениям, и мы стараемся сделать так, чтобы каждый фигурист, тренирующийся в нашей группе, показал свой максимум. Если он будет двигаться и работать с нами в одном направлении и также выкладываться, то результат придет. Понятно, что не все могут стать олимпийскими чемпионами, но на максимум, который каждый спортсмен может показать, мы его выведем.
«Не все постановщики понимают разницу между тем, как раскидать элементы под музыку и поставить классную программу»
— Можно сравнить постановку программ для спортсменов с шахматами? Поясню: от того, как расположить элементы в программе, продумать их последовательность, зависит результат партии.
— На данный момент количество постановщиков в фигурном катании настолько велико, что не все понимают разницу между тем, как раскидать элементы под музыку, и тем, как поставить программу, придумать идею, провести выбранный образ от начала до конца, чтобы в итоге вызвать у зрителей нужную эмоцию, будь то счастье, слезы, сопереживание. Я не могу сказать, что абсолютно всё в программах делаю сам. Но что касается постановочной деятельности, то придерживаюсь мнения, что это как искра божья – либо есть этот дар, либо его нет. Если он есть, то, как только ты слышишь музыку, в голове начинает что-то всплывать, какие-то образы, воспоминания, темы, которые затем переносишь на лед или сам начинаешь двигаться по льду, делая наброски будущей программы. Не могу сказать, что при этом я контролирую свое сознание. Это рождается само собой. А дальше есть Этери Георгиевна, которая для меня является своеобразным контролем качества. Она подскажет, где я перемудрил, где убавить, где добавить. Укажет: в том месте зрители не поймут, а здесь так и должно быть — это ее тронуло. Мнение Этери Георгиевны для меня — гарантия качества, потому что если нравится ей, то это тем более понравится зрителям и судьям.
А что касается шахматной партии, то, безусловно, существует опасность, когда, не попав в образ, в стиль спортсмена, ты соответственно проиграл партию. Спортсмен может прекрасно прыгать, вращаться, но если его программа не интересна зрителям или судьям, то у него и меньше аудитория, которая его поддерживает. У каждого спортсмена должна быть своя «фишка», он должен чем-то выделяться, и если ты как хореограф эту фишку фигуристу находишь или преподносишь его собственную так, чтобы все оценили, чтобы она была в выигрышном свете, то тем самым делаешь так, чтобы все в итоге сложилось в вашу пользу.
— Должен ли постановщик программ быть человеком из мира фигурного катания? Ведь далеко не все, пусть даже гениальные постановки на паркете, произведут такой же эффект на льду.
— Если говорить о приглашении постановщиков извне, то я не вижу в этом ничего плохого. Это реально хорошая штука, потому что в какой-то момент глаз «замыливается», и когда ты глубоко вникаешь во внутреннюю кухню, знаешь, что в принципе хотят увидеть, что нужно судьям, за что они ставят хорошие оценки, то чуть-чуть подстраиваешься под это. А человек, который приходит со стороны, он не знает абсолютно ничего про наш вид спорта, и какие-то его идеи могут быть очень интересными и необычными. Но, конечно, должен быть человек, который все это перенесет на лед и добавит все эти задумки в нужные точки программы, чтобы это сыграло как надо, подчеркнуло цельность, оригинальность. Если соединить идеи приглашенного постановщика с работой хореографа группы, который во всем разбирается, то получается очень интересно.
— Тем более, что приглашенный постановщик не будет находиться со спортсменом на протяжении всего сезона и следить за тем, чтобы программа не «сыпалась».
— На самом деле программа может начать «сыпаться» через три часа после постановки. В одном месте пропадет пара рук, через неделю уже может не быть 30 процентов того, что ставили. Действительно, в этом плане работа и контроль над тем, что было сделано изначально, должны вестись постоянно. И я это вижу на своих же примерах. Я ведь ставлю программы не только нашим спортсменам. Работаю с другими группами, с иностранцами. Недавно, например, сделал программы юниорской паре Павлюченко – Ходыкин, которые катаются у Сергея Доброскокова.
Просто со своими фигуристами у меня нет опасения непопадания в нужный образ, я прекрасно знаю каждого спортсмена. На своих занятиях я не занимаюсь с учениками просто скольжением – поехали, крюк, выкрюк, беговые шаги… Я стараюсь каждый раз чуть-чуть проходиться по образам, менять ритмы, работать с корпусом плюс уделять внимание артистическим моментам. Всю вторую половину сезона, когда есть чуть больше времени, приношу разную музыку, и мы всей группой делаем небольшие номера – минуты на полторы. Модерн, джаз, классика… За 3-4 тренировки разучиваем комбинации, и я вижу, кому что ближе, и это дает возможность во время предсезонной подготовки точно знать, кому что подойдет. Кто-то лучше в классике и не готов пока катать джаз или блюз — соответственно, надо ставить программу в этом стиле. Но это не означает, что в дальнейшем не следует развивать спортсмена в других направлениях. Надо продолжать работать, чтобы не застревать на чем-то одном и не катать всю жизнь одно и то же.
Просто сейчас, как мне кажется, фигурное катание пришло к тому, что программы под медленные композиции — классику или просто медленную музыку, программы на тему любви, страданий, способные выбить слезу, больше нравится судьям при условии, что и спортсмены с ними хорошо справляются. И это несколько сужает выбор постановщика. Получается, что поставить нереально прикольную программу про клоуна или мима, с юмором, когда можно поиграть лицом, не очень приветствуется. Потому что понимаешь, что если выйдет фигурист с такой программой, выдаст ее на максимуме, а следом другой спортсмен, который прокатает классику, с воодушевленным лицом, устремленным ввысь, то компоненты второго будут выше. Поэтому даже если я хочу поставить игривую программу, то особого смысла в ней нет. Остаются показательные, где можно немного повеселиться, поиграть с образами и не думать о том, как это оценят судьи.
«Прежде чем ставить «Сейлор Мун», весь свой отпуск пересматривал этот мультик»
— Сколько программ вы поставили в общей сложности?
— Больше 200.
— Какие из них вам нравятся больше – те, которые давались тяжело, но затем приносили чувство удовлетворения, или те, над которыми работалось легко?
— Не всегда программы, которые сложно даются, приносят большее удовлетворение. Подчас, если сам чувствуешь музыку, есть интересная идея, и спортсмен с этим справляется, то постановка может пролететь незаметно и получится классная программа. А бывает, что в течение 2-3 недель мучаешься над каждым шагом и понимаешь, что все не так.
— Ваши любимые программы?
— С каждым годом я все строже и строже отношусь к себе. Пересматриваю прежние программы, нахожу в них плюсы и минусы, отмечаю, что здесь интересно придумал смену настроения, переход из одной части в другую, интересный шаг, актерскую игру. А вот тут не нравятся 10-15 секунд движений, потому что это выглядит простовато. Сейчас я стараюсь уходить от обычного, заполнять программы интересными шагами, не говоря, об образах. Понятно, что без беговых не обойтись — скорость надо набирать, но все равно надо пытаться делать не банальные шаги, а чтобы это было неожиданно — смена направлений, движений, чтобы это смотрелось вкусно. Иными словами, я сам продолжаю развиваться и совершенствоваться и очень надеюсь, что никогда не скажу, что достиг своего пика в хореографии как постановщик.
Одной из моих первых больших программ стала короткая для Адьяна Питкеева, которую он катал в свой последний сезон. К тому времени я поставил уже довольно много юниорских и детских программ, но эта получилась душевной и достаточно серьезного уровня. Программа состояла из двух музыкальных частей — на музыку «Аппассионаты» и японского композитора. С этой программой Адьян выдал свой лучший прокат на московском Гран-при, был лидером после короткой программы, опережая испанца Хавьера Фернандеса. Помню, как Этери Георгиевна и Сергей Викторович стояли в тот момент у борта, а я за ненавистной белой линией. Не знаю, но это как специально отведенное место, чтобы унижать людей. Но дело даже не в этом, а в том, что после того, как Адьян закончил кататься, тренеры повернулись спиной ко льду и пошли ко мне, протягивая руки, чтобы сказать – спасибо!
Это был для меня переломный момент, чтобы почувствовать уверенность, что не только людям, с которыми работаешь, нравится то, что ты делаешь, а оценено всеми.
— Интересным был и показательный номер Адьяна.
— Который раскрыл только часть его таланта. Питкеев мог делать все, что угодно, любые вещи на льду, и все упиралось только в то, чтобы раскрыть его способности. Показательный номер получился неплохим. Хотя можно было лучше и больше. Нам просто не хватило времени, потому что номер мы поставили за две ночи. Закончили его буквально накануне выступлений.
Еще по образу и идее мне нравится прошлогодняя короткая программа Полины Цурской на музыку из сериала «Игры престолов». В этой программе Полина предстала в образе художника, но скажу больше, в каком-то смысле это прообраз хореографа-постановщика. Когда творческий человек пытается создать что-то совершенное и идеальное, то в процессе поиска испытывает муки, не находит себе места и все эти терзания сводят его с ума. Так бывает — ищешь, ищешь что-то по музыке, что-то новое, по идее, чтобы ни у кого не было. Это трудно. И эти свои мысли я попытался выразить в программе Полины. Для меня это была хорошая ступенька, чтобы пойти дальше. Полина на самом деле эту программу очень хорошо скатала. К сожалению, спортсменке не удалось выиграть самые важные соревнования в том сезоне. Но большое количество фанатов и людей, которые ее поддерживают, увидели в программе новую Цурскую. Я считаю, что для нее это был прорыв. На мой взгляд, это была лучшая короткая программа юниоров прошлого сезона в России.
Вообще, у меня было много симпатичных программ. Произвольная Ильи Скирды под музыку из «Однажды в Америке». Честно говоря, было забавно воплотить эту историю на льду. Фильм я обожаю. Отец мне показал его, когда я был мальчишкой, и еще не все понимал. Потом много раз фильм пересматривал. И в программе Ильи решил затронуть тему детства, взросления, когда появляются первые искренние чувства, первые понятия о мужской дружбе, женской красоте, первые потери… Мне было интересно ставить эту программу, и Илья хорошо все передал.
И, конечно, показательные номера для Жени Медведевой. За последнее время мы с ней сделали порядка 6 номеров. Это реально работа в удовольствие, потому что мы оба делаем то, что нам хочется. Появилась идея показать, что Женя может быть игривой, и поставили французский номер «Пароле», где сначала она, одетая по-домашнему, сидит и вяжет спицами, в потом скидывает халатик, оставаясь в красивом платье, и превращается в озорную игривую девчонку. Это показывало людям, которые полагали, что Медведева героиня одного образа, что Женя может выразить в программах абсолютно все.
Потом был хит сезона «Сейлор Мун». В детстве я тоже смотрел этот мультик, но многое стало забываться. Перед тем, как ставить номер, я весь прошлый отпуск, который проводил со своей девушкой в Доминикане, еще раз пересматривал сериал, чтобы подготовиться к работе и проникнуться образом. Мне кажется, что такого еще никто не делал. Разве что Хавьер Фернандес со своим «супер Хави».
Интересно проходила работа над произвольной программой на музыку «Дон Кихот» Алины Загитовой, которую мы делали с Этери Георгиевной. Программа — замечательная, мы ее немного усложним и доведем до идеала.
— Многие отметили, что эта программа поставлена точно в музыкальные акценты. Это же невероятно сложно.
— Это стало находкой с точки зрения постановки. Программу мы начали делать с конца, потому что она была задумана с акцентом на последнюю часть, и разложить каждый прыжковый элемент в музыкальный акцент – такого еще никто не делал. Чтобы все получилось, спортсменка должна была делать прыжки с короткого захода. Это вообще тенденция современного фигурного катания, потому что если посмотреть выступления спортсменок 10-летней давности, то у них заходы на прыжки через всю площадку, беговыми шагами. Сейчас же один элемент выходит из другого, промежутки между ними по 5 секунд максимум и все прыжки во второй половине. Но мы справились с задачей, поэтому неудивительно, что с этой программой Алина выиграла практически все свои соревнования.
В этом году у Загитовой будет новая короткая программа «Черный лебедь», в которой очень необычное сочетание музыкальных отрывков. Когда я услышал музыку из фильма «Лунный свет», то почувствовал в ней метания, страдания, крик птицы и подумал, а что если попробовать соединить современную музыку с классикой Чайковского? Дал послушать Этери Георгиевне, и она ответила, что все ложится идеально. И получилось: начало – немного «Лебединого озера», потом долгая часть и дорожка – момент превращения Лебедя. Финал, с переходом в «Лебединое озеро», с преображением, переодеванием — эффектной концовкой программы.
Замечу, что Алина будет делать одну из самых сложных дорожек за все время, что она делала, что я ставил. Надеюсь, эта дорожка покажет, насколько Алина выросла по сравнению с прошлым сезоном в плане артистизма, скольжения, катания вообще…
«Мне нравится актерская профессия, может, и сам бы снимался в фильмах, но это еще не скоро»
— Образное восприятие музыки – это от папы, который был кинорежиссером, или от мамы, танцевавшей на сцене Большого?
— Безусловно, родительские гены сыграли огромную роль. Скажу так: умение владеть телом, хореографические навыки — это от мамы, а все, что связано с мозгом, это от отца. Папа был очень умным и интересным человеком, со своим видением мира, нестандартными жизненными взглядами, ведь не зря он был режиссером, делал интересные картины, у него был гениальный склад ума. С самого детства он меня многому учил, рассказывал удивительные вещи. Лет в 15 вместе с папой я посмотрел самые лучшие мировые киношедевры, хотя в тот момент не все понимал, но так как ленты запоминались, то, спустя годы, стал их пересматривать.
Не знаю, какую бы профессию я выбрал, если бы не фигурное катание. Возможно, пошел бы в балет, потому что, мне кажется, что я еще ходить не начал, а уже занимался хореографией. Вспоминаю, как практически все мое детство мы с мамой на даче занимались хореографией. В балет брали с 7 лет, а меня в 4 года отдали в фигурное катание. И когда пришло время выбирать, то, как можно было сказать ребенку: сними коньки, иди, танцуй на полу? К тому моменту я прозанимался уже три года и не хотел бросать спорт. Да и, если честно, лет до 17 хореографию просто ненавидел. Ну, представьте: переходный возраст, все, отработав лед, идут в Макдональдс, а мама-балерина дает тебе балетки и говорит: «Пошли заниматься»… Правда, когда становишься старше, то осознаешь, что за все это нужно говорить нашим мамам огромное спасибо, потому что без этого я бы, например, не стал хореографом-постановщиком, потому что чувство позы привито было мамой с самого детства.
— Был момент, когда вы получили травму на льду и могли бы выбрать другой путь – стать, к примеру, режиссером.
— Были мысли пойти учиться, получить второе образование, но останавливало то, что я не мог бросить фигурное катание. Даже сейчас, когда устаю, уезжаю в отпуск, то ловлю себя на мысли: скорей бы на лед! Отец никогда не думал серьезно о фигурном катании, потому что хотел меня направить по своей стезе, но я столько лет уже занимался, что не представлял себя без спорта.
— А папа не настаивал…
— Никогда. Но жизнь долгая, мне нравится актерская профессия. Я и сам бы с удовольствием снимался в кино. И снимал бы. Но все это, если и случится, то очень нескоро.
fsrussia.ru