О такой непростой для Михаила Олимпиаде в Корее, о его понимании роли тренера в карьере спортсмена, стажировке у Рафаэля Арутюняна и спарринге с Нейтаном Ченом, о Петербурге и многом другом.

Бывают собеседники, интервью с которыми складываются так, как будто говоришь со старым другом. Никаких неловких пауз, никакого стиля «следователь на допросе».

Именно таким собеседником оказался серебряный призер последнего чемпионата России и бронзовый призер последнего чемпионата мира Михаил Коляда.

Мы встретились в родном городе фигуриста — Санкт-Петербурге, в его родном Приморском районе, в кафе, куда он иногда заглядывает со своими друзьями. Изначально в планах было другое место встречи, но новогодние каникулы и детские утренники внесли свои коррективы — нам пришлось найти более тихий уголок.

Михаил приехал на интервью после тренировки. В субботу у него полувыходной — это значит, что вторая половина дня свободная. Наш разговор затянулся на два с половиной часа. Он получился откровенным и прямым, не без юмора и легкой грусти одновременно.

Говорили о такой непростой для Михаила Олимпиаде в Корее, о его понимании роли тренера в карьере спортсмена, о стажировке у Рафаэля Арутюняна и спарринге с Нейтаном Ченом, о Петербурге и многом другом. Заметим, что сам фигурист попросил обращаться к нему на «ты».

«В конце произвольной — вспышки: тут помню, тут не помню. В глазах темнело»

— На чемпионате России все фигуристы говорили о своем единственном желании — отдохнуть. Тебе удалось?

— Да! Я отдохнул, бодр и полон сил. Это был лучший Новый год. Я выключил телефон, ничего не видел и никого не слышал. Никому не писал поздравлений, пару фоток выложил — все. Ел, спал, смотрел фильмы. Съездил погулять, опять поел и поспал. Очень разгрузился в моральном плане.

— Как разрешилась ситуация с гайморитом?

— Приехал с чемпионата России и на следующий день пошел в больницу. Сделали повторный снимок. Врач посмотрела и сказала, что все в порядке. Обычно на выздоровление в таких случаях уходит 10-14 дней. Редко когда в неделю укладываешься. Я обрадовался, что не положат в больницу опять, не будут хрящ прокалывать, трубку вставлять. Со мной, конечно, всякое бывало, но прокол хряща — особо интересная процедура. Неприятная. Особенно когда врач голову держит, говорит «сейчас потерпи» и трубку втыкает с хрустом.

— Каково кататься, когда у тебя нос не дышит и адски болит голова?

— Ни с чем не сравнимое «удовольствие». В таком состоянии я еще не катался никогда. И никому бы этого не пожелал.

— Моментами казалось, что ты просто сознание теряешь.

— Было такое. В конце произвольной — вспышки: тут помню, тут не помню. В глазах темнело. Когда встал в финальную позу, думал — неужели это все закончилось?

— Чемпионат России у мужчин в этом году удался. Получился особенно ярким по эмоциям, хотя не обошлось без ошибок. Ты согласен?

— Да, парни большие молодцы. Я смотрел все прокаты и понял, что общий уровень соревнований ЧР понемногу растет. И это хорошо, когда в стране есть здоровая конкуренция. Когда потом выходишь на международный уровень, тебе в некотором плане легче адаптироваться.

— В любом физическом состоянии, при прокате любой степени успешности у тебя остается такое качество, как компонентность. Скольжение, линии, пластическая чистота движений. Это врожденное или наработанное качество?

— Наработанное с детства. К нам иногда приезжают ребята из разных городов. Человек выходит на лед, и сразу видно, занимался он хореографией или нет. Я занимаюсь хореографией лет с 7-ми. Станок, середина — все по полной программе. Ты сначала об этом думаешь, стараешься, пыхтишь, а потом тело делает все само на автомате, как было заучено.

— Если хореографией не заниматься в детстве, может ли взрослый спортсмен наверстать упущенное? Например, китайский фигурист Боян Цзинь. Хорео — не самая сильная его сторона.

— Тяжело, но можно. Боян, кстати, стал лучше. Я смотрел в этом сезоне его программы, и мне прямо нравится. Они выглядят именно как фигурное катание, а не просто прыжки. Если он продолжит работать в этом направлении, будет очень достойно.

— Несмотря на то что Боян стал лучше, оценки за компоненты ему ставят по инерции низкие. Может, потому, что он потерял в стабильности?

— Тут много факторов, думаю. А насчет стабильности — мы же не знаем, как у него сейчас жизнь складывается, как он тренируется. Вдруг у него что-то случилось. Мы видим только конечный результат. Он на Олимпиаде очень хорошо выступил, это не проходит без последствий. Олимпиада — в принципе такой старт, который дается не каждому и отнимает много сил.

«Кто-то из наших поехал смотреть церемонию, а я просто лежал и глядел в потолок»

— Ты заметил, что Олимпиада дается не всем. Иногда спортсмены выступают много лет на высоком уровне, но у них не получается даже просто попасть на Олимпийские игры. А кто-то «выстреливает» только на ОИ, не имея других серьезных побед. Это лотерея?

— Да, удача в спорте имеет большой вес. И на самой Олимпиаде может произойти все что угодно. Вообще все. Буквально «и последние станут первыми». Человек должен выспаться, правильно поесть, хорошо подготовиться психологически и физически. Когда это все совпадает, можно сделать то, на что даже не надеялся.

— Подготовка к ОИ-2018 для сборной России прошла нервно и скомкано. Были проблемы с допинговым скандалом, под вопросом сначала находился вообще допуск команды на игры, потом вопросы по флагу, гимну, форме. Это все как-то отражалось на твоей подготовке?

— Конечно, я надеялся, что сборную допустят, что будут флаг и гимн России. Единственный момент безразличия — это форма, мне все равно, какая она. Не голые ходим, и ладно. Разговоры между федерациями, между спортсменами — это немного давило. Федерация постоянно говорила: «Ребята, будьте внимательны». Это лишнее напоминание, что нужно быть бдительным, не более того.

Не могу сказать, что я зациклился, сидел ночами и мучился: «А что же будет?» Нет. Я готовился, решал какие-то свои проблемы.

Получилось в итоге так, как получилось. Это не исправить, не пережить снова. Надо идти дальше. Стремиться к следующей Олимпиаде.

— С каким настроением ты выходил на короткую программу командного турнира?

— (Задумался.) Я в какой-то момент перегорел. Когда я выхожу на старт, то должен немного волноваться. Какой-то огонек должен гореть. А я выходил и понимал — я пустой. Нет энергии, нет огня. Даже думать не хотел, что сейчас будет. Хотя в глубине души предполагал плохой исход. Когда это все случилось, я просто… сам себя расстрелял из пулемета морально. Свою проекцию. Сам себя убил и закопал в яму.

Мы катали короткую в команднике в день открытия. Кто-то из наших ребят поехал потом смотреть церемонию, а я просто лежал и глядел в потолок. Не уверен даже, что моргал.

— Как откапывался потом к личному турниру?

— Было тяжело по-прежнему. Хотя никто не ждал от меня решения сверхзадач, я это прекрасно понимал. Но сам хотел показать ВСЕ. Наверное, поэтому и не получилось. Не хватило расслабленности. Обидно, что не смог показать красивое катание. Я пересматривал один раз эти прокаты. Всего один, потому что мне не нравится смотреть, что я там делаю.

Значит, это все было мне зачем-то нужно? Я придерживаюсь такой политики. Можно не верить в судьбу, но все равно это уже произошло. Это моя жизнь и часть моей карьеры.

— Как тебя изменила Олимпиада?

— Я оттуда приехал вообще другим человеком.

— В хорошем смысле?

— Да. Думаю, да. Повзрослел. Когда такие важные для тебя события разворачиваются совсем не так, как тебе хотелось, ты вынужден научиться смотреть на все под другим углом. Даже на повседневные вещи.

— Ты хотел пережить этот опыт сам или нуждался в поддержке близких?

— Поддержка была, в том-то и дело. От семьи, от тренера, от друзей. От команды тоже. Если бы не они, я на произвольную в команде вообще не знаю как вышел бы. У меня очень плохие мысли были.

— Что-нибудь тебя в Корее удивило? Ты же там был в первый раз.

— Нет. Если честно, я почти ничего не помню, все как в тумане прошло. Ничего не замечал, не гулял. У нас бывают такие старты, когда после произвольной вечером сразу улетаешь домой. Не успеваешь ни город посмотреть, ни еду попробовать. В Корее мы, конечно, пробыли дольше. Дней 10… даже не помню сейчас. Чем-то нас там кормили в палатке общей, немного попробовал корейскую кухню. За пределы олимпийской деревни один раз вышел. Кто-то из ребят ездил на океан, я — нет. В один день была песчаная буря. Флаги, которые вешали на домах, где мы жили, порванные на земле валялись. Снег был желтый от песка. Ветер ужасный. Вот такой мне Корея запомнилась (смеется).

Мы жили в обычных жилых домах-высотках. Как мне потом объяснили, эти квартиры уже успели купить люди. В квартире все было пленкой заклеено, чтобы мы ничего не испортили. В лифте, помню, ковры были. Жили в трехкомнатной квартире вчетвером: я, Вова Морозов, Саша Энберт и Дима Соловьев.

— На соревнования в других видах спорта удалось попасть, посмотреть?

— Опять же, нет. Как-то не сложилось. Но один раз я ездил во вторую олимпийскую деревню. Она расположена в горах, там проходила церемония открытия, квартировали лыжники и биатлонисты. Фигуристы жили с ребятами из шорт-трека, хоккеистами, керлингистами.

— А что-нибудь хорошее ты с этой Олимпиады увез?

— Хорошее? (Смеется.) 23-й день рождения встретил в самолете по дороге с XXIII Олимпийских игр.

После Олимпиады я был очень уставший, долго отходил. А потом понял, что впереди чемпионат мира, это тоже важный старт. Надо на нем хорошо выступить. И удалось.

«Люблю выступать первым. Шесть минут размялся, водички попил, выдохнул и пошел»

— В какой момент исполнения прыжка ты понимаешь, что он не получится?

— Да в целом, уже на заезде понимаю. Ошибки происходят по нескольким причинам, но главная — потеря концентрации. Это и в жизни тоже работает. Если человек теряет концентрацию при ходьбе, он падает или спотыкается. Если идет четко, никуда не торопится, знает, что хочет, — он это и делает. Но когда в голове у тебя хаос, ты мечешься между «сделаю — не сделаю», «знаю — не знаю», то ошибки не миновать. Лучше вообще ни о чем не думать. Что на соревнованиях думать? Все уже продумано на тренировках.

Не надо думать, что кто-то на тебя плохо посмотрел и ты от этого сбился. Да, такое бывает, но для этого есть разные турниры, на которых ты можешь отработать разные ситуации. Обрастаешь опытом, по-другому воспринимаешь происходящие события.

— Что труднее — четверной тулуп или тройной аксель?

— А если я скажу, что оба эти прыжка легкие? (Смеется.) Тут зависит от моего состояния, от расстановки в программе — в начале или конце. Если взять просто сухой расчет, по энергозатратам они для меня одинаковы. Нет большой разницы в прикладываемых усилиях.

— Они у тебя и выглядят одинаково легкими, когда получаются.

— Да, а когда не получаются, мне приходится напрягаться больше, и на прыжке это все равно сказывается.

Я, бывает, смотрю записи своих прокатов и тренировок и сразу вижу, когда элемент тяжело дался. В идеале прыжок должен выглядеть максимально естественно в программе. Как будто так и должно быть, ты не мог не прыгнуть.

Аксель — это очень классный прыжок. Когда все сходится, он же очень красив. Ты на правой ноге, потом на левой ноге, потом «фьють» (изображает звук взлетающего в воздух фигуриста) — ты попадаешь и не замечаешь, как крутишь три с половиной оборота.

— Проясни загадку, почему на жеребьевке все хлопают тому, кто вытащил первый стартовый номер?

— Традиция. Сколько себя помню, всегда так было. Может быть, это такая форма поддержки, или наоборот, сарказм вроде «ура, мы не на его месте» (смеется). Считается, что первым выступать тяжело, особенно в короткой программе. Хотя на произвольной такая же ерунда. Ведь человек уже понимает, что он будет в первой разминке. Но не знает, какой номер вытащит. Вытаскивает первый — и все ему хлопают.

Лично я люблю выступать первым. Шесть минут размялся, водички попил, выдохнул и пошел. Тебе не надо уходить в раздевалку и ждать, снимать коньки, думать лишний раз о чем-то. Ты откатался и потом уже спокойно сидишь, всех смотришь.

— Летом ты со своим тренером Валентиной Чеботаревой ездил на стажировку к Рафаэлю Арутюняну. Расскажи, как у вас это получилось.

— На Олимпиаде мы ехали в автобусе с катка, и Рафаэль Владимирович начал разговор первый. Мы с ним хорошо поговорили. Он предложил: «Если хочешь — приезжай, попробуем поработать». Конечно, хочу, какие вопросы?! Спустя 5 месяцев я приехал. Мне очень понравилось в самой Калифорнии, и на катке в частности. Там здоровая атмосфера. Все ребята классные. Приятно было работать в такой компании.

— Отличается ли подход мужчины-тренеры и женщины-тренера?

— Отличается сама методика тренировок. Но я не думаю, что дело в мужском или женском подходе. Я для себя многие моменты почерпнул и пытаюсь внести это в свой тренировочный процесс. Не всегда получается. Иногда здоровье не позволяет. Да и мы же не роботы… Но делать на это скидку тоже нельзя. Если уж пришел на тренировку, надо работать.

— Ты катался на одном льду с его основной группой? Где Нейтан Чен, Эшли Вагнер, Адам Риппон.

— Эшли и Адам тогда уже не катались. Были Нейтан, Мэрайя Белл, Михал Брезина, Роман Понсар, еще кто-то. Потом Нейтан уехал на шоу в Японию. Покатавшись с ним рядом, я увидел, что это интересно нам обоим. Мы как будто обменивались вызовами.

Рафаэль Владимирович говорил позже, что к нему подходила мама Нейтана. Сказала, Нейтан рад, что я приехал, и ему стало интереснее кататься. Было приятно слышать, потому что мне тоже стало интереснее. Действующий чемпион мира — это уровень.

— Нет ли сейчас ощущения нехватки такого сильного спарринга в твоей постоянной группе?

— А я как-то об этом не думаю. На самом деле тяжело, когда два человека готовятся на один большой старт у одного тренера. На постоянной основе это очень выматывает. Поначалу здорово, но потом напряжение перебивает все плюсы. Я бы хотел продолжать сотрудничество в формате периодических стажировок.

— Несколько лет назад тебе «завернули» программу после закрытых прокатов сборной. Сейчас ты можешь рассказать об этом?

— Музыка очень классная. Был такой фильм «Повелитель стихий» — о мальчике, который управляет воздухом, огнем, водой, землей. Мне так понравилась мелодия! Мы нарезали музыку, поставили программу. А люди, которые первыми ее смотрели, сказали, что программа непонятная и мне не идет.

Конечно, это не то же самое, где я веселый в зеленой клетчатой рубашке катался. Это был другой образ, который можно было хорошо раскрыть, сделать интересный костюм.

— Есть вероятность, что ты вернешься к этой программе?

— Думаю, нет. Я вообще в жизни не люблю возвращаться к старому. Если вижу, что пришел не туда, то просто сверну на другую дорогу, но не пойду назад. Бывали, конечно, моменты, когда начинал цепляться за старое — воспоминания, эмоции. Но это было важно в прошлом, и страницу надо уметь вовремя перевернуть. Поэтому я не буду возвращаться к этой музыке. А жаль, она была красивая.

— В кинематографической среде нередка ситуация, когда актер по ходу работы правит сценарий фильма, в котором снимается. Ты участвуешь таким образом в своих программах?

— Да все время практически. В первую очередь важен результат, а значит, удобство программы. Во вторую очередь — чтобы было музыкально. Когда поставлено невпопад музыке, меня это очень выбивает. Я не умею кататься и прыгать отдельно от того ритма, который слышу. У нас все-таки приближенный к искусству вид спорта.

Как, например, люди приходят на балет? Они же не приходят посмотреть — «вот какая классная связка, надо будет попробовать так сделать». Они оценивают композицию в целом: красивая хореография под красивую музыку. В фигурном катании надо стремиться к такому же производимому впечатлению.

Естественно, первоначальный вариант программы меняется по ходу сезона. Допустим, хочу я поменять прыжок. Пробую, получается, мне нравится. Под это перекраивается программа, потому что к прыжку надо поменять заход, а это еще и другие шаги перед заходом. Поэтому я, можно сказать, «переписываю сценарий программы» не ради переписывания, а только если есть необходимость в плане расстановки элементов. Или если чувствую, что какие-то моменты мне неудобны.

— В Японии есть такое понятие, связанное с карьерой, как «пожизненный найм». Если коротко, оно заключается в стремлении японцев всю жизнь работать на одном месте. Частые увольнения не приветствуются и воспринимаются обществом не очень хорошо. Это находит отражение и в спорте: фигуристы из Японии на протяжении многих лет не меняют тренеров. Те же Юзуру Ханю, Шома Уно, Сатоко Мияхара. Но есть и исключения — Марин Хонда перешла в команду Арутюняна, из примеров недавнего прошлого — Мао Асада успела поработать со многими специалистами. Результаты у всех разные. По-твоему, возможно ли фигуристу всю карьеру работать с одним тренером?

— Возможно. Я — живой пример. Дело тут не столько в тренере, сколько во мне самом. Соревнуется в любом случае спортсмен, а тренер стоит за бортом.

В фильме «В бой идут одни старики» есть фраза, которая мне очень нравится: «Человек рождается сам и умирает сам».

Тренер помогает, вместе со спортсменом добиваясь успеха и переживая неудачи. Но все равно ты свой главный путь проходишь сам. И когда заканчиваешь карьеру, дальше уже идешь один.

Поэтому смена тренера может не принести счастья, если ты остаешься тем же, кем был.

Сменить на время обстановку — полезно, да. Когда долго сидишь на одном месте — хиреешь. По себе знаю. Дом — каток, каток — дом, и рутина съедает. Начинаются эти сдвиги в психике. А если получаешь новые впечатления, тогда уже не скучно, нет рутины. Ты понимаешь, что у тебя все на самом деле в порядке. Тебе 20 с небольшим лет, ты здоров, работа есть, деньги есть. Что еще надо? Живи и цени все это.

«Пока не могу приблизиться к рекорду по подтягиваниям. Сейчас мой максимум — 20 раз»

Иногда люди начинают говорить, что в жизни все плохо, — не надо так.

У меня вот друг ногу потерял в этом году. Я от этой новости неделю ходил как пришибленный. Потом приехал к нему в больницу сразу же, как в городе оказался. Пришел и смотрю на него. А он сидит на кровати, ест спокойно, общается — к нему еще другие ребята приехали. Они были не первый раз, и у них этот шок уже прошел. Я же просто сидел и смотрел на его ногу. Хочу посмотреть на него, а взгляд сам вниз сползает. Говорю себе — стоп. Он такой же, как и был.

Когда барьер преодолели, мы шутить начали. Шутки, конечно, с его стороны были. Я на такую тему шутить не могу. Наверное, потому что знаю, что такое травма. Мне делали две операции на ноге.

И когда он сказал: «ничего, зато у меня теперь в 2 раза больше носков стало», — я понял, что он далеко пойдет. Ваня — молодец.

— Как он сейчас себя чувствует?

— Вообще шикарно. Они с женой поехали в Финляндию на Новый год. Он начал заниматься спортом снова, прыгнул с парашютом, съездил в Мадрид. У него в этом году столько событий произошло, сколько за всю жизнь не случалось. Жизнь бьет ключом. И это здорово. Когда о человеке начинают забывать, только пишут изредка «давай, держись» — это не поддержка. Реальная поддержка — когда начинаешь предпринимать конкретные действия.

В общем, в жизни все круто. У каждого. Нужно просто уметь искать плюсы.

Да, сложности бывают. Но как в детской песне поется, «неприятность эту мы переживем». Все в жизни ерунда, кроме семьи. Семья и здоровье — главное.

— Есть такая тенденция, что родители жертвуют своей карьерой и личной жизнью, чтобы ребенок серьезно занимался фигурным катанием. Увольняются с работы, возят ребенка на каток и с катка, контролируют каждый шаг. Ты вырос в большой семье, где четверо детей. Как родители смогли совместить семью с твоей спортивной карьерой?

— У нас семья большая не так давно стала. У меня есть еще сестра — она на два года младше. Следующий брат меньше на 12 лет, а младшая сестра — вообще на 15. Если бы мы все сразу росли, то, наверное, я бы давно не занимался фигурным катанием. Но сложилось иначе, и хорошо.

Родители первое время возили меня на каток по очереди. Иногда бабушку привлекали. Но лет с восьми я сам уже ездил.

Сейчас некоторые родители детей возят в школу на машине, хотя до нее дойти можно за 10 минут. Я каждое утро за этим наблюдаю из окна — у нас пробка во дворе из таких машин выстраивается.

В 2002 году, когда я пошел в школу, время было другое, и его тоже нельзя назвать спокойным. Да и город с «историей» у нас. И ничего, ездил. Папа и мама мне доверяли. Они понимали, что я знаю маршрут, знаю, как заплатить за проезд. С 9-10 лет вообще у них не было проблемы «а что там Миша?». Миша доедет.

Если честно, я не понимаю, когда родители намеренно отказываются от всего, чтобы только ребенок ходил в спортивную секцию. Они же зачастую еще стоят и смотрят у бортика. А потом в раздевалке начинают прессовать ребенка. Когда тебя никто не поддерживает, а все только требуют и ругают, это может привести к психологической травме. Потом к родителям приходит понимание, что не надо было так жестко. Но искреннее желание уже отбито, как правило. Если человеку долго говорить, что он свинья, он в итоге захрюкает.

Меня все называют дедом. Спрашиваю, почему? «Потому что ты постоянно какие-то пословицы и поговорки говоришь». Я такой — ну, ребята, доживите до моих лет. Я на вас потом посмотрю (смеется).

— В одном из старых интервью ты говорил, что спортсмены — самые ленивые люди на свете.

— Я прежде всего себя имел в виду. И это, кстати, на тренировки не распространяется — тренироваться я люблю. Но только 6 дней в неделю, а 7-й — законный выходной. В выходные иногда нет желания вставать вообще.

А вот когда лежал со сломанной ногой, через месяц уже не мог выдерживать бездействие, начал подтягиваться. И тогда поставил собственный рекорд по подтягиваниям — 33 раза. Пока не могу к нему приблизиться. Сейчас мой максимум — 20 раз.

Когда ребенка отдают в спорт с детства, он привыкает к нагрузкам. Каждый день встает, тренируется до седьмого пота, вырубается от усталости. И на следующий день то же самое. И через неделю, через месяц, через год. У меня так было, по крайней мере.

Ты привыкаешь работать в таком темпе. Мне было трудно себя настроить на умственную работу во время учебы в институте. У меня «заводские настройки» другие — я работаю руками и ногами, не головой. Но иногда приходится и в этом себя переламывать.

И если представить, что однажды я закончу с фигурным катанием и приду работать в офис, я первым делом куплю себе абонемент в спортзал. Мне постоянно нужно быть физически активным.

— Как обычно выходные проводишь?

— Как обычно — не могу сказать, потому что у меня каждый раз что-то необычное. Хотя вот в прошлом году, как правило, я ездил к родителям домой. Летом часто на дачу езжу. Она примерно в 100 километрах от Питера по киевской трассе.

— Что на даче делаешь? Грибы, речка, рыбалка?

— Грибы — сразу нет, я оттенки не различаю. На батуте, бывает, прыгаю с мелкими, на велосипеде катаюсь. Иногда рыбу коптим, шашлыки делаем. Костер развожу. Красота! По сути, я там ничем не занимаюсь. Голова отдыхает от городской суматохи. Приезжаешь туда и слышишь, как птицы поют, чувствуешь, как ветерок тебя обдувает, деревья вдалеке шумят. Придешь на речку, на воду посмотришь — так хорошо становится. Какой-то энергообмен идет с природой.

Мне даже жаль тех людей, у которых нет дачи, которые все время в городе. Сейчас, к счастью, столько парков хороших обустроили, где не страшно босиком пройтись летом — ни мусора, ни стекла битого. Эти зоны отдыха должны быть, особенно в больших городах.

Вот, кстати, в Москве парк «Зарядье» построили — супер. Я там был, мне очень понравилось.

— О чем ты мечтаешь, Миша?

Ох… О крепком здоровье, наверное. Для всех людей. Когда человек серьезно болеет — хуже ничего нет.

«Я не стремлюсь переезжать в Москву. Там слишком много людей»

— Ты родился и вырос в Петербурге — городе с тяжелой военной историей. Твою семью коснулись события блокады и войны?

— Слава богу, блокада и все события, происходившие непосредственно в Ленинграде, моей семьи не коснулись. Тогда мои прямые предки здесь еще не жили. Папа с Украины, а мама весь сознательный возраст жила в Ленобласти.

Зато война нас коснулась, как и любую другую семью в России. Прадедушка у меня партизаном был, прабабушка — радисткой. Дедушка по папиной линии вообще родился в партизанском отряде. Жесть. Я как представлю…

Я с уважением отношусь к истории своего города, но постоянно об этом думать не могу. Просто живу здесь, и он мне очень нравится. Не хочу никуда переезжать.

— Если представить, что в Питер приехал Нейтан Чен, какую бы ты ему устроил экскурсионную программу?

— Вау! Просто вау (смеется). Основные достопримечательности, конечно — Дворцовая площадь, Адмиралтейство, Исаакиевский собор, Медный всадник, Спас на Крови, Казанский собор… это все рядом, можно быстро обойти. Я не скажу, что много где бываю, но знаю какие-то интересные места в Петербурге. Та же Александро-Невская лавра, Смольный. Вообще в Питере много мест, где можно прикоснуться к истории и антуражу старины.

Еще Петергоф. Особенно летом и в хорошую погоду — это просто лучшее место на земле! Оттуда не хочется уходить. Не знаю, прочувствовал бы это Нейтан, но надеюсь, что да (смеется). Мне еще очень понравилось в Пушкине. В Гатчине много раз был, там бабушка у меня недалеко живет.

— А что насчет Эрмитажа?

— Эрмитаж? В принципе, одного дня достаточно, чтобы понять, что есть Эрмитаж. Я вот недавно был там. Не на днях, но недавно. Чтобы обойти весь этаж, 4,5 часа хватает. Обойти не спеша, вдумчиво, поспрашивать что-то у смотрителей, которые в залах сидят. Они все расскажут не хуже экскурсоводов. Это подсказка такая для тех, кто хочет поближе познакомиться с Эрмитажем.

В Исаакиевском был недавно, потрясающе там. О-о-о-о! Петропавловка! Как я мог забыть. Вот куда бы я точно повел Нейтана. Мне кажется, ему бы там понравилось.

— Какое место в Петербурге для тебя знаковое?

— Весь Приморский район. Бывает, иногда возвращаюсь с соревнований или сборов, из аэропорта въезжаем в Питер, и я такой — о, классно, мы дома. Но не совсем. А когда въезжаю в свой район — вот это оно. Не знаю, как описать это ощущение, но у меня все детство здесь прошло. Я здесь все знаю. Все воспоминания тут, все травмы, взорванные петарды, сломанная рука. С рукой вообще смешная история получилась. Был август, шел дождь, скользкая лестница. Собственно, все (смеется). Упал неудачно. Больно было, кисть повернуть не мог. Пошел к врачу, тот — «ничего страшного, ушиб». А я-то знаю, как ушиб болит. Поехали в травмпункт, сделали снимок. Три недели в гипсе.

— Давно это было?

— 2009 год, наверное. Я тогда еще даже по юниорам на выступал.

Первый юниорский Гран-при мне дали в 2011-м. И сразу в Австралию отправили. Мне там очень понравилось. Я серьезно думал туда переехать, когда вырасту. У меня даже заставка была на компьютере с Австралией, и все мысли — о ней. Обязательно еще хочу туда вернуться. Это как будто другой мир.

Еще хочу побывать в Норвегии. Мне тренер по ОФП говорил как-то: все горы, которые ты видел — Кавказ, Альпы и так далее, — это круто. Но в Норвегии лучше.

Что касается путешествий по России, то есть мечта насчет Алтая и Байкала, причем хочу поехать обязательно на машине из Питера.

Из тех городов России, где был, могу выделить Казань. Город красивый, и там люди такие добрые. Это как будто не Россия, а Россия в квадрате. Всю широту русской души в Казани ощущаешь. Чувствовал себя там реально как дома.

Мне нравятся места, где людей мало. Может, я социофоб в некотором плане, но большое скопление людей на меня очень сильно давит. Наверное, еще поэтому я не стремлюсь переезжать в Москву. Там слишком много людей. У каждого из них свое биополе, и я все это чувствую. Может быть, я слишком нежный для парня, но уж что есть.

— Как же ты выступаешь на соревнованиях? Ведь иногда в зале бывает несколько тысяч человек.

— Вот так. В какой-то определенный момент, когда выхожу на старт, я чувствую поддержку публики — положительную энергию, которая на арене скапливается. Она меня питает.

А просто тусовки — не для меня, хотя от них я иногда получаю удовольствие. Но если они формата вот такого, как сейчас — посидеть в кафе, пообщаться. Не больше. Музыка, которая фоном звучит, шум людей — я это все слышу. Не умею отключаться. У меня даже иногда не получается закончить свою мысль, потому что я отвлекаюсь на звуки и события вокруг. Хотя, по сути, музыка здесь негромкая и ненавязчивая, люди не очень близко.

О том, как проявляется любовь к родному городу

— Я, когда в институте учился, часто выходил из метро и шел пешком, не дожидаясь автобуса. И постоянно фотографировал. Проходил мимо Исаакиевского и каждый раз его снимал. А потом понял в какой-то момент, что у меня безумное количество фотографий города скопилось. И я все равно не могу себя остановить и перестать снимать. Там красиво, тут нравится. Никто же не запрещает? (Смеется.)

Об отношениях в спорте

— Сейчас никто не тупит друг другу коньки о батарею. И дедовщины в фигурном катании фактически нет. Попробуй раньше обогнать более взрослого на тренировке — тебя бы прямо на льду и закопали. Или еще: раньше забыл убрать шорты или кроссовки в раздевалке, потом возвращаешься — а они в мусорном ведре лежат. Почему? Не знаю. Это были такие отголоски 90-х. Наше поколение уже выросло в другой атмосфере. Поэтому в целом люди в спорте стали добрее. Но есть и обратная сторона — нынешние дети растут без авторитетов и зачастую вообще в поведении берегов не видят. Нужен какой-то баланс.

Я даже не могу вспомнить, с кем плохо общаюсь. Если брать именно сборную России, я со всеми в хороших отношениях. Вообще мне проще в каких-то моментах уйти от конфликта, но остаться человеком. Когда начинают думать — «вот, он соперник, надо ему колено сломать, еще что-то», — нет, так не должно быть. Я за то, чтобы люди в честной борьбе сражались. Выигрывали или проигрывали, но честно. Как говорят, если хочешь изменить мир, начни с себя. Я и начинаю.

О детстве фигуриста в Санкт-Петербурге нулевых

— Я всегда был белой вороной. С первого класса. Мальчик-фигурист в 2002 году — во дворе не очень это воспринимали, если честно. Хотя были и те, кто с пониманием относился. Это все равно спорт. Помню, были какие-то соревнования в Питере. Год 2003-й, наверное. Район так себе, маленький каток «Кристалл». И я вышел в костюме и куртке с другим парнем подышать перед стартом на улицу. Просто вышли с катка, прошлись и вернулись. Пока шли, вижу — идут какие-то местные ребята чуть постарше меня, лет 10-12. Втроем. Ну, и началось: «О, че это у вас такие штаны, фигуристы, что ли».

Они меня в результате даже догнать не смогли.

Всякие бывали ситуации. Я знал, например, что в одном из дворов не очень хорошая компания. И просто обходил этот двор. Это иллюстрация, что я всегда уйду от конфликта, если есть такая возможность.

Об отношении к критике

— Иногда я перед сном открываю объявления о продаже машин. Просто мне нравится их смотреть, что-то вроде сказки на ночь. Зачем мне это? Не знаю. Пригодится ли мне это в жизни? Нет, у меня есть машина.

Вот так же кому-то нравится читать форумы.

Я сейчас не читаю нигде комментарии, не бываю на форумах. Мама иногда что-то читает, но у меня одно условие — чтобы она мне это не пересказывала. Если ей самой нравится — ради бога.

Я не обижаюсь на критику. Но если бы встретился с кем-то из огульно критикующих лично меня, предложил бы ему надеть мои сапоги и пройти мой путь. А потом мы бы с ним поговорили, но уже на равных. Тогда недопонимания было бы гораздо меньше.

У каждого своя дорога, мы все делаем свой выбор. И будем нести за него ответственность.

matchtv.ru