Максим Ставиский: царит в моем Царево прогрессивный социализм
Двукратный чемпион мира в танцах на льду Максим Ставиский рассказал корреспонденту агентства «Р-Спорт» Анатолию Самохвалову об «офигенно» тяжких тренировках в шоу, шансах от Ильи Авербуха, несбывшихся надеждах Христо Стоичкова, саперной работе Романа Костомарова, ненужной акробатике Мэдисон Чок, форме Елены Ильиных, артистическом перевоплощении Максима Транькова и, конечно, о любви самого русско-болгарского фигуриста и Албены Денковой.
Люди плачут на пьедестале, а я стоял в дикой апатии
— Макс, по окончании карьеры ты стал шоуменом, играющим свою роль и в «Ледниковом периоде», и в других шоу, и Denkova/Staviski Cup проходит осенью в Болгарии…
— Ну, в болгарском турнире мы с Албеной бурного участия не можем принимать. Находимся, как правило, в Москве, организация турнира – большой труд, поэтому им занимаются мама Албены Сильвия, Андрей Лутай (бывший российский фигурист, ныне тренер — прим. «Р-Спорт») и его жена Инна Демирева (сестра Албены Денковой). Турнир проходит в очень удобное время, когда фигуристы нуждаются в наборе формы, но у меня многие спрашивают: почему нет тех или иных известных спортсменов на нем?
— Да, первых номеров вам, мягко говоря, не достает, в отличие от аналогичных соревнований в Братиславе, Эспоо и Оберстдорфе.
— Пока не едут. Но нам хватает тех, кто приезжает. Хотя есть сложности: танцы не можем внедрить, потому что отдельную бригаду судей по этому виду мы окупить не можем. Не доросли.
— Что нужно, чтобы поднять «Челленджер» на уровень массового зрительского интереса, а не просто контрольных стартов для фигуристов?
— Когда-то Албена была президентом болгарской федерации фигурного катания, и ее команда в срочном порядке, потратив месяц на подготовку, провела по просьбе Питера Крика (спортивного директора Международного союза конькобежцев по фигурному катанию (ISU) – прим. «Р-Спорт») юниорский чемпионат мира, все остались довольны. Крик знал, кому звонить, знал, что Албена всегда и все доводит до конца. И неслучайно ISU предоставляет Болгарии этапы – пока юниорские – Гран-при. А Denkova/Staviski Cup стал продолжением истории доверия Албене. Нам же с ней пока хватает работы в России. У нас тур с «Кармен», спектакль в Сочи, съемки на Первом канале, потом начнутся елки, потом еще тур по стране…
— …Около года назад разговаривал с Артуром Гачинским, который взахлеб рассказывал мне примерно о том же, как он счастлив катать джингликов на открытом катке, как до упаду ставит по ночам программы для новогодних елок. И у него спросил настойчиво, неужели его такой расклад устраивает. И у тебя спрошу.
— Ты знаешь, адреналина и нервов хватает хотя бы в том же проекте, которым мы заняты на Первом канале. Нагрузка не такая, как во время подготовки к Олимпиаде, но точно нешуточная. Просто это другая работа. Но она интересная и трудная. Ее никто не воспринимает легкомысленно. «Ой, да ладно, не за Олимпиаду боремся!» — слышу я порой. Но на самом деле все борются как за Олимпиаду.
— Это «Ледниковый период» — Олимпиада?
— Да, да. С Ромой Костомаровым стоим как-то перед съемкой, он и говорит: «Вроде Олимпиада давно закончилась, что ж так трясет-то?» «Не говори, — отвечаю. – Нервы». Ты понимаешь, что у тебя одна попытка, а это всегда волнение. Потому что нельзя ошибиться.
— А если бы Костомаров выходил не с любительницей, а с Татьяной Навкой, его бы тоже трясло?
— У нас был такой проект, когда мы катались и со своими партнершами, и менялись ими. Я побыл и с Навкой, и с Ритой Дробязко, и с Машей Петровой, и с Албеной. Переживали будь здоров! Если ты не переживаешь, значит, тебе все это безразлично. Нам небезразлично.
— Да, но будучи спортсменами вы боролись за абсолютный максимум. Теперь его нет.
— А борьба осталась. И опять за максимум, только планка у максимума стала ниже. Твоя партнерша уже не Албена, и не Навка, но ее возможности ты стараешься использовать максимально через грамотно поставленные программы. Кататься в шоу – это офигеть как тяжело! Просто на чемпионате мира у тебя дорожка шагов, а теперь – рулежка. Ты не знаешь, в какой момент твоя партнерша споткнется или ее швырнет в сторону, ты постоянно в напряге от этого. После первой недели тренировок у всех нас заболела спина, а руки отсохли.
— Но флаг под гимн не поднимают в конце.
— Ха-ха, нет. Только кубки дают. Да у нас из иностранцев только Повилас Ванагас с Ритой Дробязко да я с Албеной. Когда в мою честь поднимали флаг и играли гимн, я чувствовал полное опустошение. Все-таки только что прошла произвольная, ты выложился, никакого подъема эмоций не осталось. По телевизору смотришь, люди плачут на пьедестале, а я стоял в дикой апатии. Без нервов, без вдохновения.
— А когда происходит самый мощный выхлоп чувств?
— Когда видишь оценки.
— Но в «Ледниковом периоде» вам ставят оценку 5.8, и у судьи спрашивают, почему он, такой негодяй, так низко оценил. Хотя за 5.8 люди проливали кровь, пот, слезы и Олимпиады выигрывали. Что за цирк?
— За 5.6 я проливал не меньше пота. За 5.8 нужно отпахать как папа Карло, но прежде привыкнуть к 5.5.
— А в шоу все так элементарно.
— Растем постепенно (смеется).
Вошли с Албеной в тройку, каждая собака стала узнавать
— Сейчас тебя узнают больше, чем когда выиграл чемпионат мира?
— В Болгарии узнавали всегда, в России – нет. Проблема в том, что люди здесь все время смотрят вниз. Глаз не поднимают от земли. Сначала у человека работа, потом он заходит в магазин, чтоб семье продуктов купить, и все время он заморочен. Но когда тебя крутят в прайм-тайм, да еще в неплохом проекте с рейтингом, узнавать начинают.
— В странах вроде Эстонии ты попадаешь в десятку сильнейших по любому виду спорта, и ты национальный герой.
— Когда мы с Албеной впервые ворвались в мировую десятку, тоже стали героями в Болгарии. Эйфория была у всех будь здоров! Когда в тройку вошли, каждая собака узнавала, спрятаться было негде.
— В России другое отношение.
— Страна больше, людей больше. В магазине я как-то хотел купить вино, а паспорт забыл. Показываю кассирше права, она отказывает: «По правам нельзя». Через две кассы крик: «Женщина, вы знаете, кто это?!». А потом мне: «Максим, вы прекрасно выглядите!». Мне с бутылкой неудобно стало. В Болгарии отправился полетать на параплане, прицепили меня тандемом к человеку. Взлетели. Покружились осторожно, он и говорит: «Смотрю, у тебя с вестибулярным аппаратом все нормально, давай, если хочешь, позаворачиваем порезче?» Я не против. «Спортом, что ли, занимаешься?», — спрашивает. Да, — отвечаю. – Фигурным катанием. «О! – воскликнул. – Знаешь, в Болгарии есть фигурист, он тоже русский. И начинает про меня рассказывать, долго, с такими нюансами, о которых я даже не знал.
— Ты его знаешь? — спросил.
— Конечно, — отвечаю.
— А тебя как зовут?
— Максим.
— А того тоже Максим. Какое совпадение.
Через две минуты до него доперло, что это я тот самый русский фигурист. «Ты давай рули», — говорю ему.
А повествовал обо мне интересно. Приукрасил некоторые вещи, но канва прослеживалась четкая.
Костомаров проехал по минному полю и выиграл Олимпиаду
— Я до конца так и не понял, из чего родилась ваша с Албеной любовь? Трудясь и пыжась, осознали, что важны друг для друга, или вошло в привычку?
— Любовь не бывает привычкой. Это очень сложно – тренироваться с человеком, выступать с ним и жить. У нас в спорте много таких пар было, например, Лобачева с Авербухом разбежались… Рабочие споры переносятся домой, и крайне трудно найти взаимопонимание, поэтому от привычки наша любовь точно не возникла. В 1996 году мы встали в пару, а через год стали уже единым целым.
— До этого весь год «корешились»?
— Нет, работали, катались. Не было такого, что я прямо ее увидел и вспыхнул. Мы потренировались, у Албены была своя личная жизнь, у меня своя, а затем вдруг ощутили чувства.
— Многие в фигурном катании расходятся и сходятся. Вы прошли и старты, и шоу…
— …Дело не в спорте, а в жизни. Вон Траньков с Волосожар поженились и живут, да еще возвращаться намерены вроде.
— Это пока их тренер Нина Мозер такого развития хочет.
— А у самих ребят пока другие хлопоты. Потом, воспитание ребенка и спорт – это непросто.
— Вы когда воспитывали, скучали по спорту?
— Ушли мы до рождения, и скука была невероятная. По адреналину соревновательному, по нагрузкам даже. Ломки какие-то были. С парашютом прыгнешь, чуть отпустит. Потом опять выкручивает изнутри, толкает к движению. С тарзанки сиганешь, опять выпустил дух. Сейчас немножко успокоились.
— Диван не спасал?
— Вообще! Денька на три он лишь может отвлечь.
— У футболистов стандартная история после завершения карьеры: просыпаюсь утром, хватаю сумку и бегу на тренировку. Ты коньки искал?
— Я знаю, где они лежат. Несколько раз бывало, что работаем в проекте без выходного, а через три недели он появляется, и я на автомате пью кофе, одеваюсь, дохожу до машины, звонит Албена: «Ты куда пошел?». – «На каток…». Возвращаюсь, а спать уже не хочется.
— Вы друг друга дополняете, как я понял.
— Да. Я более легкий, а Албена заморачивается по каждой мелочи, на которую и внимания обращать не стоит. Она ставит мне акценты на мелочах, а я ее убеждаю, что нечего тратить свои нервы.
— За что я тебя люблю, так это за мелочи, за умение их увидеть и рассказать о них подробно.
— Так я легкий, но не легкомысленный. Картина состоит из мелочей. И судьи в танцах ставят оценки за мелочи. Из-за ерунды можно потерять пять баллов. Поэтому, говоря о танцах, нужно придираться. Меня же называют «придирастом». «Приди-ка к нам, — говорил мне Саша Жулин. – Надо, чтоб ты посмотрел прокат Бобровой и Соловьева». Прихожу, ребята делают прокат, заканчивают. Да-да, хорошо, молодцы, — кричат им из-за борта. А потом я начинаю рассказывать, что хорошо, а что плохо. Ребята глаза закатывали. Хорошее омрачалось несделанным чоктау или еще каким-нибудь элементом дорожки шагов. Если бы мы с Албеной не придирались сами к себе, ничего бы не выиграли. За Болгарию-то. Чоктау наш никто не видел, если он не был вычурным. Иначе мы не могли конкурировать с Навкой и Костомаровым, с канадцами, с американцами. По-другому никто бы не дал нам победить.
— Кто у Жулина тебя ненавидел больше всего?
— Никто, ребята понимают, что на соревнованиях их будет судить такой же придира, как и я. Ксения Монько с Кириллом Халявиным, помню, молча-молча все выполняли, а Катька с Димкой всплескивали руками после моих замечаний, но шли и переделывали. Не дерзили, со мной сложно дерзить. Я ж не просто так ходил, чтоб докопаться, языком почесать и свалить. Я же люблю хвалить, но когда ребята делают то, за что им потом влепят на турнире… Там не будет «твоего» рефери, который с умиленным взглядом подарит хорошие баллы. Туда идешь с мыслью, что тебя завалят.
— А в бригаде технических специалистов будет человек, который понизит уровень сложности.
— Да, сын которого катается, например, у тренера твоих конкурентов. И кому он поставит уровень выше? А потом он захочет поставить другой паре четвертый (максимальный), и его в бок толкнет коллега, смотрящий повтор момента.
— Техспециалист может подвести логическую базу под аргумент занижения или повышения уровня?
— Может. Поэтому надо делать так, чтобы он не мог придраться. На Олимпиаде у нас был случай. Мы откатали официальную тренировку, подъехали к бортику, а знакомый техспециалист спрашивает: «Где чоктау?». Я на второй круг дорожки, опять к борту. «Чоктау нет!», — опять слышу. «Албена, давай, быстро еще раз проедем», — тащу я партнершу в центр катка. После спрашиваю: «Ну что?».
— Нет чоктау.
— Твою мать!
— Делайте еще.
— Андраш, как чоктау ты не заметил?
— Да я прикольнулся. Вы так его делаете показательно, что противно. Как будто издеваетесь над нами и за дураков держите.
— Так оно и есть, потому что сделаешь неконкретно, не засчитаете. Из-за тебя три раза дорожку сделал.
— Андраш – венгр?
— Да, мой приятель.
— Катя Боброва сказала, что на этапе Гран-при в Америке ей по делу снизили уровень сложности, и к следующему старту они исправились.
— В принципе, да. В Америке у меня к ней были претензии, в ее ногах чувствовалась неуверенность. В России они сделали все хорошо и выиграли. Бейтс ошибся (Американец Эван Бейтс, выступающий с Мэдисон Чок, сорвал твиззлы — прим. «Р-Спорт»). Вообще, из того, что я смотрел, ни Бейтс, ни Вирчу/Мойр, ни Уивер/Поже впечатления не производят. Ни о чем.
— У Уивер с Поже переходный этап.
— У Вирчу/Мойр тоже.
— А «болванчики» Шибутани железные?
— Пока железные. На Олимпиаде в Турине в коротком танце у нас все упали, я устоял, но элемент смазал — вращение, на котором не ошибался никогда. Только Рома Костомаров чистенько проехал по этому минному полю и выиграл Олимпиаду.
Траньков понял, что артистизм в парах в театре не артистизм
— Акробатика Чок/Бейтса – танцы будущего?
— Не нужна она, мне не нравится.
— Лучше выйти и повальсировать?
— Просто повальсировать уже не получается, но акробатика – это перебор, партнершу крутят как обезьяну, и исчезает эстетика поддержек.
— Классно же.
— Классно, когда она не в каждой поддержке. Нужно что-то с правилами делать. Я по-другому вижу прогресс танцев и также не приветствую российские пары, которые делают одну поддержку пять лет подряд, не пытаясь найти новые позиции. Вернее, они стараются разнообразить себя, но доля попыток мала. Те же Боброва и Соловьев сделали по существу только одну новую поддержку – когда партнерша вниз головой. Интересная поза. Молодцы! Но она одна. А пары Юриса Разгуляева постоянно придумывают новые позиции во вращениях, в дорожках. Даже не для уровня, а для интереса.
— «Лебедь» Елены Ильиных живет со времен ее пары с Кацалаповым, но это ее лицо, баллы получает стабильные.
— Да не получает она нужные баллы за это «лицо». Кстати, ее гримасы в коротком танце мне не понравились, так мять губы – на мой взгляд, лишнее. Лене нужно в форму войти, если она вообще хочет соревноваться и не хочет, чтобы ее партнер сломался. Техника владения коньком, гибкость, растяжка у нее на высоком уровне. В этом сезоне спокойно ей соответствует Жиганшин, который подтянул свой уровень. Осталось посмотреть на себя в зеркало.
— Произвольная постановка у них на индийскую тему. Тебе самому было тяжело изучить нечто кардинально новое во время карьеры?
— Конечно, это сложно, но есть целый год на отработку. Они сделали «Индию», и у них достаточно времени, чтобы сделать ее блестящей.
— Я слышал мысль, что для побед с Албеной вам не хватало некоего экстерьера, партнеру якобы не хватало роста.
— Необязательно это, сейчас девочки поменьше подбираются, потому что акробатикой с себе равной по росту особо не позанимаешься. А в наше время считалось, что фигуристы должны быть примерно одинаковыми. Единственное, когда я начал кататься с Албеной, уровень мастерства у меня как у российского спортсмена был повыше, и я на ноги «садился» пониже. С тех пор набиваю каблуки и подошву спереди, чтобы быть на пару сантиметров побольше. Албена со временем на ноги «села», как полагается, а я так и продолжаю лепить себе подошву. Привычка осталась.
— Соревнования спортивных пар порой смотреть неинтересно из-за однообразия элементов.
— Пожалуйста, Макс Траньков пришел в телепроект и понял: то, что в спорте считается артистизмом, в нашем театре на льду это не артистизм совершенно. И сейчас он учится по-другому передавать экспрессию и идею постановки. У нас просто так ручкой не махнешь – это никому не нужно. В танцах программа всегда была спектаклем, в парах по этому поводу не заморачивались. Но время идет и в танцах сюжет перестает быть морокой. Уровни свои сделали, а о чем программа – без разницы. Посмотри на американцев, медленная проникновенная музыка, они ездят по площадке, бровки домиком сделали и элементики шарашат. Ни о чем.
— Тебя ценят, но меня мучает вопрос: когда у бортика встанете?
— Чтобы у бортика встать, нужно у него быть. А я постоянно гастролирую. Жулин два года мне предлагал ставку у себя в группе. Ответил, что не смогу ее отрабатывать из-за разъездов.
— Вопрос приоритетов. Выбор за тобой.
— Когда закончится наша история с Ильей (Авербухом, руководителем ряда шоу-проектов – прим. «Р-Спорт»)…
— Так она только начинается.
— У Ильи-то, может, и начинается, а у нас здоровье и возраст… Илья наверняка скоро начнет по очереди с нами прощаться. Пойми, я не бегу от работы в спорте, просто мы пытаемся зацепить по полной программе то, что нам дает Илья.
— Тренером в фигурном катании много не заработаешь?
— Не в этом дело. В фигурном катании можно нормально получать, ставя программы и консультируя спортсменов. Но это другая работа, ее не совместишь с выступлением в шоу. Но и до этого я дойду.
— Шоу не затянет?
— Нет, стать тренером всегда можно успеть.
— Ты как тренер больше технарь или хореограф?
— Технарь. Но программы тоже ставлю.
— Больше все-таки за правильностью ребра следишь?
— Не больше, просто любой тренер должен следить за техникой. Но не любой может поставить программу. А, бывает, что ты – постановщик, делаешь своим фигуристам номера год, два, три, а затем сознаешь, что надо позвать кого-то со стороны. Это как сменить фотообои.
— Когда такое осознание возникает?
— Когда тренер говорит ученику, ученик искренне его слышит, но не исправляется. И тут заходит некто в гости, говорит фигуристу то же самое, что и его тренер, и спортсмен мигом проникается.
— Это как у Майи и Алекса Шибутани, которые соревновались на хорошем уровне, но не в топе, из года в год под руководством Марины Зуевой, потом пришел «со стороны» хореограф Петр Чернышев, поставил им программу, и они с ней взошли на новую ступень? Под руководством Зуевой.
— Конечно. При этом сами по себе Шибутани чемпионами бы не стали из-за обычной смены постановщика.
Круче Топалова
— Ребенок на каком языке говорит?
— На русском, большую часть времени проводит здесь, Албена тоже по-русски с ним разговаривает. Болгарский понимает и может ответить на нем. Приезжает в Софию раз в год на месяц и дня через три чешет на местном спокойно.
— Болгарский гроссмейстер Веселин Топалов в большом интервью «Р-Спорт» рассказывал, что, живя в Испании, он привозит дочку на родину, чтобы та учила болгарский.
— В Испании хорошо, но в Болгарии своя неповторимая атмосфера. Мне она регулярно требуется.
— В каких мелочах она выражается?
— А черт его знает!
— В соленьях?
— Точно нет, соленья российские мне нравятся однозначно больше. В маленьком городке Царево, где все друг друга знают и друг другу помогают, есть у нас летняя, так скажем, дача. Царит там прогрессивный социализм. Нужен тебе, например, грузовик песка для ремонта. Никому не придет в голову искать магазин или рынок, все ищут нужного человека. А другой выращивает на огороде картошку, может набить мешок и принести соседу, взяв у того барашка. Теплая обстановка. И не от теплого моря.
— И в этой атмосфере ты прячешься?
— От кого мне прятаться? Просто отдыхаю.
— Ваша с Албеной популярность в Болгарии сопоставима с той, что у Топалова?
— На мой взгляд, мы были круче, чем Топалов. И довольно длительный период. Наш спорт более зрелищный. Но Топалов – выдающаяся личность и прекрасный парень.
— А с Христо Стоичковым?
— Христо – легенда! Люди не знают, где Болгария, но Христо знают. Мы общались.
— О чем?
— Познакомились через его агента. Был какой-то скандал, Христо вроде мигалку себе на машину прицепил, хотя ему было не положено. Потом возглавил сборную Болгарии. Все, естественно, начали плеваться. Я спросил у него: «Христо, на хрена тебе это надо?».
— Я думал, что-то получится, — ответил он.
— А почему не получилось? – уточнил я.
— А потому что они гулять любят очень. Всю ночь в клубах торчат, а тренироваться не хотят.
— Понятно. Знакомая ситуация.
— Провокатор он знатный.
— Что значит провокатор? Он хочет, чтобы по его следу кто-то шел. Мы с Албеной закончили, и нам тоже хотелось, чтобы в Болгарии традиции фигурного катания сохранялись.
— Перед матчем со сборной России в 90-х Стоичков сказал что-то вроде «Русские освободили нас, теперь мы освободим их». От чемпионата мира.
— Сейчас что наши, что болгары играют одинаково плохенько. А вот то, что они нас от Южного потока освободили, это зря, но от них уже ничего не зависит на самом деле.
они нас от Южного потока освободили, это зря, но от них уже ничего не зависит на самом деле.