Марина Зуева, тренер олимпийских чемпионов в танцах на льду Тессы Вирчу/Скотта Мойра и Мерил Дэвис/Чарли Уайта, рассказала корреспонденту агентства «Р-Спорт» Анатолию Самохвалову о своей жизни в Северной Америке и о том, как из непропорциональной девочки сделать олимпийскую чемпионку, а из веселого хоккеиста – спринтера-фигуриста, выигравшего золото в Сочи.

Ученики хорошие

— Мне перестало хватать широты в своей узкой профессии, — начала Зуева рассказ о переезде в Америку. — Канады я видела много на соревнованиях. Ванкувер, Монктон, Оттава – я там выступала, даже выигрывала, и понимала, чего мне не хватает. Музыка Голливуда, мюзиклы и джаз. В СССР это было недоступно, а мне хотелось это изучить. Я приехала туда, но мне совершенно не была интересна их местная жизнь. Я ее не познавала, мой фокус видения был очень прямой и узкий — моя работа. Мне был любопытен мой крохотный профиль, и резон мой был – исключительно фигурное катание, а не политические или социальные вещи. Весь бизнес нашего вида спорта в 90-е годы был в Северной Америке. Советский Союз прожил выдающиеся 70-е и начало 80-х и пошел на спад в 90-е. Почему? Даже не нужно меня об этом спрашивать, не задумывалась о таких глобальных делах, это просто не мое направление мыслей. Возник спад: мое дело – поднять. На своем локальном участке. За счет чего? За счет нового и опять-таки своего, локального. Голливуд, мюзиклы и джаз. Ну и модерн-балет с акробатическим цирком. В этом я видела прогресс свой и своих учеников.

— А я-то думал, что такие, как вы, Марина Олеговна, смотрят на ученика и выводят смысл жизни.

— Если смотрю вширь, то на другие виды спорта. Собираю такие «коннекшнсы», продолжаю изучать музыку, книги читаю, и, естественно, продолжаю собирать информацию для своей профессии.

— Вы 23 года в Северной Америке и продолжаете считаться представителем русской школы.

— Да, конечно. И воспринимают меня как русского тренера. Все равно и до сих пор.

— Североамериканское влияние не переформировало фундамент?

— Трудно сказать. Мне ведь и в России говорили, что я работаю по-другому, не как все русские тренеры. Легко и просто. Я все время слышала: «Как тебе легко дается». Правда, приговаривали: «Потому что у тебя ученики хорошие». С 1982 года как начали говорить и приговаривать, так по сей день и продолжают. Я с ними соглашаюсь: действительно хорошие.

— Гордеева/Гриньков – 13 лет сотрудничества, Дэвис/Уайт – 13, Вирчу/Мойр – 10. Как за столько лет друг другу не надоесть?

— Развиваться. Я у них учусь, они – у меня…

— Связки тренер — фигуристы, получается, покрепче, чем тренер — тренер. Вы как хореограф…

— …я как профессиональный тренер. Это прежде всего! Я уже тренировала и только потом появилась ставка «тренер-хореограф», которую впервые присвоили как раз мне. Лесгафт закончила, потом балетмейстерское отделение ГИТИСа. Меня нельзя воспринимать тренером без «хореографа», как и хореографом без «тренера».

— Но за «коньки» отвечал у вас кто-то другой.

— Разделение труда на узкие специализации.

— И вы в этой узости…

— …подбираю музыку в нужный момент нужному исполнителю. Получается всегда.

— И к вам опять подходят с фразой «ученики у вас хорошие».

— Спрашивают: «Как так получается, Марин, что программа так подходит твоим хорошим ученикам?»

— И как так?

— Интуиция. Читаю много, слушаю много, смотрю много, а потом смотрю на хороших учеников и… Все вижу.

— У Гарри Каспарова спрашивали, почему он такой умный за доской. Он тоже сказал про интуицию, а не про «изучал-изучал-изучал».

— Но все равно он «изучал-изучал-изучал», oк? Интуиция замечательно работает, только когда есть опыт.

— Тяжкий?

— Нет, легкий и радостный, как у меня. Это правда.

— Олег Романцев, футбольный тренер, тоже опиравшийся на единый командный стиль, говорил, что подбирал игроков не столько после анализа, сколько после интуитивных посылов.

— А у меня не так. Я не могу выбирать в отличие от него.

— Как это?

— Ко мне просто приходят.

— Но вы можете отказать.

— Пока не отказывала.

— Ни разу?

— Нет, тренирую всех, кто попросит.

— И «хороших учеников» у вас должно быть несколько тысяч.

— На протяжении всей карьеры их и вправду было очень много, и я этому очень рада, потому что со всеми у меня очень хорошая связь. Здесь внизу (на тренировочном катке в Олимпийском парке Сочи) сидит Черноусов. Очень взрослый мужчина уже. Подходит и с неподдельной радостью спрашивает: «Марина Олеговна, а вы меня помните? Вы же мне программу делали». Ему я ставила программы еще в ЦСКА. Представляете, сколько лет прошло? Тридцать? Тридцать два.

— И что, вспомнили?

— Естественно. А канадцев сколько так подходит! Мой первый experience – Карен Кадэви. За три сезона я ей поставила множество самых разнообразных программ. На столетие чемпионатов США пригласили всех чемпионов. Карен с радостью всем рассказывала о нашей совместной работе и дружбе. Пиар был отменным.

— Вы в таких кругах еще нуждаетесь в представлении?

— Не нуждаюсь, но далеко не всем было известно, что я работала с Кадэви.

— И много таких случаев, о которых мир еще не знает?

— Наверное, да. Когда приехала в Канаду, то по контракту должна была работать со всеми, начиная с пятилетних. В одной группе у меня была девочка Шивон, в другой – мальчик Джош. Мама Шивон – ирландская канадка, а папа – ливанец. Тренировала я их в одиночном катании, прыжочки были слабенькие у обоих. Попробовала поставить их в пару, где Джош опять меня не впечатлил, а Шивон по-прежнему боялась прыгать. Но у нее были такие огромные глаза – это такая красота, которая придавала мне уверенности в ней, и в 13 лет Шивон Карам/Джошуа Макграт стали чемпионами Канады среди юниоров в танце. Добились результата на своем уровне, принеся мне первый успех после того, когда я действительно взяла мальчика и девочку и довела их до дуэта чемпионов.

— А потом?

— Выступали на этапах Гран-При и пошли учиться.

«А знаете, какая Мерил была?»

— Большое количество пар не сбивало концентрацию?

— Огромного количества и не было, было 200 поставленных программ в год. Ехали дети и взрослые, танцоры и пары, из Монреаля и Торонто. Это помогло мне развиться.

— Но как развиться без приоритета?

— Я как будто качала мышцы и становилась сильнее. Потом я давала своим спортсменам все большие нагрузки, и они тоже всегда оказывались сильнее. Чем больше времени я концентрировалась на катке, тем выше было качество.

— Вы говорили, что паре двукратных олимпийских чемпионов Екатерина Гордеева/Сергей Гриньков вы придумали стиль.

— Я увидела, в чем лучше они будут выглядеть, и все.

— Это обсуждается с фигуристами, или тренер все видит?

— Знаете, работаю я с Такахико Кодзукой, девять лет уже, с тех пор, когда он был 12-летним мальчиком, и каждый год он ко мне продолжает приезжать. Потому что мы в фигурном катании не используем красоту – мы ее показываем. Увидеть, развить, иногда – вытащить. Мама Чарли Уайта как-то сказала, что я раскопала в ее сыне душу. Он же был маленьким хоккеистом, а стал выразительным фигуристом. И это случилось недавно. Он совсем недавно понял, что на самом деле он не просто спортивный веселый мальчик, а фигура с особой индивидуальной душой.

— И он это принял?

— Он раскрыл это. Этот процесс ведь как выглядит? Прихожу я и говорю сделать то и то? Нет, это процесс совместного роста и творчества. Каждый день, каждый час мы узнаем друг друга. Знаете, какая Мерил была? О них с Чарли писали, дескать, роста небольшого для танцев. Небольшого — я согласна, конечно. Но с самого начала я видела, что она уникальна, и прежде всего своим видом. Она глубоко элегантна и эстетична внутри. Обратите внимание, она не делает ни единого фальшивого движения, в ней вы не увидите фальшивых чувств. Она очень…

— Неманерная?

— Да.

— Из сказки?

— Да, еще она очень редкая. Редкого вида. Я всегда ей говорю: «Мерил, ты у меня маленький цветочек».

— У нее и голос такой же – высокий, но убаюкивающий.

— Но на нее все время давил ее рост. Считала себя очень маленькой, причем усугубляли проблему сами судьи, объясняли ей, что не может она занять желаемого места из-за роста. И это ей внушали с детства. А я всегда смотрела на нее с другого ракурса.

— При этом вы говорили, что у нее с Чарли нет супергармонии как у Тессы со Скоттом.

— Да, это так, и оно так и есть. У них разный путь к победам. Тесса и Скотт, Катя и Сережа (Гордеева/Гриньков) – это путь гармонии или, как скажут американцы, chemistry. Взгляните, они выходили на лед, музыку еще не включили, они еще не сделали ни шага, а картина уже есть. А дальше мы просто показываем эту картину в том ключе, чтобы все наслаждались.

— А для меня как для дилетанта картина – это в первую очередь Мерил и Чарли. Вирчу/Мойр – это обычные канадские ребята из колледжа, которым к лицу тинейджерские балахоны, а Мерил совершенно из художественного романа, и ее кудрявый кавалер оттуда же.

— Приятно слышать. Очень. Я не зря как специалист работала над взаимоотношениями между Мерил и Чарли на льду, над их драматическими качествами. Когда я впервые увидела Мерил, ей было 13 лет, она была блондинкой с короткой стрижкой, внешне непропорциональной. Чарлику было 12, парень с короткими волосами, цвет их даже не помню. Помню, когда сказала о том, что нужно ему отрастить волосы, очень обрадовалась его мама. Сам Чарли до сих пор не любит отращивать свою гриву, но глаз ведь оторвать от нее невозможно, настолько все гармонично. А тогда у них был тренер в детройтском «скейтинг-клабе», который просто попросил мне ставить им программы: помимо танцев я делала постановки для Чарли и в одиночном катании. Почему тренер выбрал меня, я до сих пор не знаю. Может, он увидел, что они мне понравились? В общем, затем мы сделали аккуратную прическу Мерил, и она стала нестандартной, загадочной и того самого редкого вида.

— Очень нестандартной. Вроде смотришь на нее как на сказку, но не знаешь, чем сказка закончится – то ли она останется такой же прекрасной, то ли перекусит принцу горло.

— Ну, да. Шехерезада. Это ее.

Крис и Кристи тренировал брат Криса

— Стиль Дэвис/Уайт вы создавали, а ломать его у кого-то приходилось?

— Ко мне никогда не приходили готовые чемпионы. Моя практика – это взять детей и смотреть, как они растут. Такахико, Шивон, Мерил, Чарли, Тесса, Скотт…

— Все у вас с детства. Тотальная фундаментальность.

— Зрелые приходят за постановками. Очень много ставлю для китайских пар. Были у меня Крис и Кристи Вирц. И Крис, и Кристи тренировал брат Криса.

— Скороговорка прямо.

— А сам Крис сейчас тренирует дуэт Кирстен Мур-Тауэрс/Дилан Москович, которые заняли на Олимпийских играх в Сочи пятое место. И я такая гордая, что мой ученик стал тренером и добился успеха. И он всем рассказывает, что у меня многое взял. Счастье, когда такой контакт. Так вот тренировал Вирц тот самый брат Пол, я была постановщиком, но в какой-то момент Пол попросил меня полностью забрать пару себе, сказав, что сложно, когда брат тренирует брата. Вот и получилось, что брат передал мне брата с женой, и я на три года оказалась их главным тренером.

— Тренером зрелой пары. Радикально не меняли их?

— Менять? Нет. Я просто нашла для них наиболее гармоничный стиль, но который содержал те движения, которые они любили. В этом ключ к любви спортсменов к тренеру. Еще я никогда не настаиваю с музыкой, предлагаю и предлагаю. Не нравится – беру предложения. Музыку ведь опасно навязывать потому как если исполнитель не чувствует движения, ему неинтересно работать. А мне неинтересно ставить программу в таком случае.

— И когда такое было?

— Никогда.

— Дэвиc/Уайт и Вирчу/Мойр отказывались от ваших музыкальных предложений?

— Были такие случаи. А были и такие, когда я готовлю музыку, формирую идею, ставлю ее на льду, вижу Вирчу/Мойр, но… не вижу программы. И сама все отвергала. Сколько раз! На своих же идеях ставила крест.

— И какие критерии были?

— Критерий один: взгляд на лед. Видно. Сразу видно – получится или нет. Надевает девушка платье, видно, подходит оно ей или нет?

— Не всегда видно.

— Ну, конечно, всегда! Вы надеваете пиджак, вам же видно, подходит он вам или нет. Или вам все подходит?

— Нууу… Смотря, с чем надеть.

— Oк, с чем надеть – правильно. Но вы видите, что что-то нужно еще вставить, чтобы «сидело». Или размер поменять. У женщин с этим по-другому немножко, а в танцах на льду видение требуется немного потоньше. Согласитесь, когда Чарли ускоряется в конце программы, он как стометровку бежит? И зрители в этот момент не сидят, а бегут с ним. Ярко, эмоционально! Это захватывает. Вот вам тот самый критерий: я видела, что Чарли это сделает лучше всех.

— Да, кому-то бежать не нужно.

— Кому-то лучше вообще не бегать.

— Лучше взмахнуть рукой.

— Или посмотреть на партнера.

Нужны не солдаты, а соратники

— Передача смысла разве не в коньках?

— Чем отличаются детишки от взрослых фигуристов? Балансом. Ты стоишь на одной ноге на остром коньке, а центр выразительности – голова. Которая зависит от техники владения коньком. Такой вот маятник. Поэтому передача смысла в органике, она возможна при классной технике и классных драматических навыках.

— Вы как-то говорили, что без коньков нельзя чего-то выразить.

— На сцене или на полу не создать программу, которая бы летела. Там где лед – воздух.

— Классический балет не самодостаточен?

— Самодостаточен, но это совершенно другое и совершенно не такое, как в фигурном катании. У нас, например, статические вещи не смотрятся, но настоящего полета вы не увидите нигде, кроме как у нас.

— До какой степени разнообразны ваши фигуристы?

— Дэвис/Уайт – это очень разнообразный стиль. Вальс, индийский танец, классическая «Жизель», драматический Нотр-Дам. Вирчу/Мойр, наверное, могут более глубоко передать классический дуэт адажио. Смотрите, сначала у Тессы была «Забавная мордашка» (Funny face, программа по мотивам мюзикла 1957 года режиссера Стенли Донена). В главной роли Одри Хэпберн – любимая актриса Тессы. И моя тоже. А потом — «Кармен», которая шокировала резкой сменой имиджа Тессы в женщину-вамп.

— Сами ребята не боялись такого поворота?

— Так интересно же, чего бояться?

— А волнение? Как получится, как примут?

— Как исполнишь, так и примут. Мы ведь не на пустом месте работу выстраиваем, приглашали специалистов по модерн-танцу, по фламенко, где своеобразные движения. Я сама профессиональный хореограф, но при смене стилей необходима еще большая специализация, ведь детали, которые создают качество, должны вносить компетентные люди.

— Были проблемы?

— Были. Даже в программе на тему балета Глазунова «Сезоны», которая так подходит Тессе и Скотту. Смешно представить, а что же им может здесь не подходить, ведь это тема взаимоотношения мужчины и женщины? Их тема. Но работа была огромная, делали много изменений.

— Судя по вашим интервью, ваши любимые слова — последовательность и дисциплина.

— Самодисциплина. Если я прихожу на работу вовремя и не пропускаю ни одного тренировочного дня, если я не болею, а в отпуск хожу раз в год вместо шести, то в этом есть смысл.

— Но танцы на льду – это творческая штука, не подразумевает ли она некоего разгильдяйства? Для освежения мозгов.

— Может, кому-то оно и нужно, а мне – наоборот. И мозг у меня свежий всегда. Я рано встаю, бегаю, вегетарианка.

— Сочетание творчества и дисциплины у вас с детства?

— По-моему, каждый человек становится таким, каким он хочет быть, и живет той жизнью, которую сам себе выбирает. Я видела примеры не столь дисциплинированных тренеров, и мне всегда хотелось быть для своих учеников дисциплинированным тренером, который бы их любил и уважал.

— Сами спортсмены имеют возможность быть недисциплинированными?

— Имеют, но чемпионами становятся другие. Поэтому важно объяснить это спортсмену, а не требовать от него дисциплины.

— Александр Жулин, вспоминая самого себя, говорил, что был творческим, но не признавал, когда на него давит тренер. Затем он сам стал тренером и говорил уже о том, что ему нужны солдаты.

— Мне не нужны солдаты, мне нужны соратники.

— Друзья в работе на протяжении десятилетий?

— Да.

— В футболе есть поверье: на построение команды нужно три года.

— На моих глазах одну выдающуюся канадскую пару создали еще за меньший срок. Это Жами Сале/Давид Пеллетье. В других своих парах они получали травмы, регрессировали, а потом сошлись вместе. Как я понимаю, у них был одинаковый ритм движений, потому что они моментально стали исполнять все трюки парного катания очень быстро, очень чисто и очень четко. По этой причине у них пропали травмы, и они за считанное время стали большими фигуристами.

— За меньший срок создали не просто пару, а олимпийских чемпионов.

— На их примере я полностью поменяла свое представление о подготовке и нагрузках. Тем более я в то время тренировала пару спортивного долголетия – Вирц/Вирц.

— Спортивного долголетия? А у вас в лексиконе есть понятие «отработанный материал»?

— Нет.

— Вы едва не поперхнулись, отрицая это.

— Потому что это ну совершенно не про меня.

— Джейн Торвилл и Кристофер Дин, видимо, и во второй раз в профессиональный спорт вернулись бы, если бы пришли к вам.

— Не знаю, пришли бы, не пришли бы. Легендарная пара, которая с самого начала работала со своим тренером Бетти Каллауэй.

— Взглядом из сегодняшнего дня они по-прежнему гениальны?

— Да. Для меня – да. Каждый чемпион вносит что-то интересное, драматизм с колоссальной энергией, как Наталья Бестемьянова/Андрей Букин, инновацию в поддержках и идейность программы, как Марина Климова/Сергей Пономаренко, или идеальную технику, быстроту конька, оригинальность движений, как Оксана Грищук/Евгений Платов. А Людмила Пахомова/Александр Горшков и вовсе доказали, что танцы на льду – это спорт, и благодаря им наш вид стал олимпийским. Но вы можете посмотреть на чемпионов Олимпийских игр, предшествовавших Сараево-1984, где Торвилл и Дин явились со своим «Болеро», и вы увидите разницу. Торвилл и Дин – это совершенно обособленное видение композиции программ в танцах на льду, переплетение и, я бы сказала, переливание движений, ни одного бегового шага… Таких постановок просто не было. Я видела, как они работают, потому что работала с ними на одном льду. Я начинаю подготовку программы со своими учениками, Торвилл/Дин начинают тренировать один элемент, я уже поставила программу – Торвилл/Дин работают над тем же элементом, мы пошли отдохнули, вернулись, а Торвилл/Дин оттачивают тот самый элемент. Часов шесть. Что это? Это желание быть идеальным. Они – пример для меня.

— Вернемся к эксплуатации мыслей и наблюдений Жулина. Он уверен, что «параллельнее» Торвилл/Дин не будет кататься никто и никогда.

— А вот тот самый элемент, о котором я вам рассказала, касался как раз параллельности. Если в мире попадется еще такая пара, которая будет часами-часами-часами добиваться совершенства-совершенства-совершенства исполнения, тогда она может приблизиться к ним.

— Жулин говорит, что среди нынешнего поколения пар таких пахарей, как он сам, нет, а таких, как Торвилл и Дин, и не было. Ваши олимпийские чемпионы…

— …работают очень много. Очень и очень. Отвечаю за это. Мерил и Чарли не удавались латинские танцы, очень трудно им было схватить и ритм, и движения. Нужно было все это выучить. Пригласили специалистов. Мерил и Чарли приходили и работали по шесть, по восемь часов подряд. Учили движения – закрепляли, учили новые – закрепляли. А потом они выходили тренироваться на лед.

— Наши, говорят, то, что тренер дает, выполняют, а вот сами инициативу не проявляют.

— Мои после тренировки всегда подходят со словами: «Марина, что мы еще должны сделать? Вот только скажи, и мы сделаем». Я говорю, если увижу, что недостает вам быстроты движения или мягкости, то скажу вам, и тогда сделаете.

— Прогоняли их с тренировки?

— Не прогоняла, а рекомендовала. Лучше, говорю, послушайте меня и сегодня отдохните. А на следующий день говорила: лучше меня послушайте и еще разочек повторите. И так каждый день, а потом одна Олимпиада, и две пары – чемпионы и серебряные призеры, затем следующая, и опять две пары… Я очень рада, что смогла их подготовить психологически и физически. Физически это очень трудно… Нет, вот зря я сказала, что трудно. Не трудно, а творчески объемно. Все-таки трудно – это когда ты по две недели делаешь одно и то же, по схеме, а у нас всякие варианты и всякие детали, которые меняются. Физическая подготовка, она на самом деле похожа на подготовку программы. Схема-то есть, но детали играют куда более важную роль.

Выиграть Олимпийские игры – не самоцель

— Две ваши пары чемпионов высокопрофессиональны. В Ванкувере одни — первые, другие — вторые, потом первые стали вторыми, а вторые – первыми. При этом они демонстрируют дружбу между собой, и вы – тренер между ними. Ведь есть некая грань, которая может взорваться.

— Безусловно. Но даже если эта грань в какой-то момент взорвется… Понимаете, те, кто выиграл, им взрываться не с чего, а вот Тессе со Скоттом трудно.

— Трудно что?

— Уступить. Но мое отношение к этому тренерское, я сделала все, что смогла. Если бы у меня была одна пара – Тесса/Скотт, то программа выглядела бы точно так же. И подготовка была бы такой же, потому что их подготовка никак не зависит от подготовки Мерил и Чарли. Они работают на одном катке, в одно время, но я не работаю с ними совместно. И вот здесь важна та самая дисциплина, которую мы с вами обсудили. У них совершенно разные физиологические и физические особенности. Сейчас единственное, чего бы мне хотелось, это, чтобы у Тессы со Скоттом осталось чувство гордости за их карьеру и чувство радости за то, что вторые Олимпийские игры они показывают высший уровень фигурного катания.

— Они могут продолжить?

— Кататься они могут. Да, у Тессы были травмы… Им нужно почувствовать, что бы они еще хотели сделать в спорте. Если они не почувствуют этого, значит, наверное, закончат. Но у меня не было разговора ни с одной, ни с другой парой по поводу следующего олимпийского цикла.

— Но для Дэвис/Уайт все только начинается.

— Сейчас им надо осознать, что они сделали в Сочи, ощутить, что им дальше хочется сделать, что они могли бы сделать. Если есть силы в себе, они продолжат кататься.

— Пара бронзовых призеров Игр-2014 Елена Ильиных/Никита Кацалапов сильно уступает вашим?

— Не знаю, и дело тут совсем не в корректности моих высказываний, а в том, что я видела их лишь на соревнованиях. А там мы видим только то, что получилось. На тренировках все бывает гораздо лучше. У некоторых — наоборот.

— Наши олимпийцы порой в результате на Олимпийских играх видят смысл жизни.

— Это ведь от тренера зависит. Для меня выиграть – не самоцель. Самоцель – самосовершенствование. И это я стараюсь донести до спортсменов.

— Все большие тренеры так считают.

— Если к своему делу относиться серьезно и с любовью, то такой настрой обретет такие формы, что все, и ты в том числе, воскликнут: «Wow!» А завершится все само собой — первым местом.

— Когда Валерий Лобановский объяснял нечто подобное киевским динамовцам, они ему отвечали: «Валерий Васильевич, а если не выиграем?» С тем смыслом, что не поймет никто новых идей без места в турнирной таблице.

— Да не бывает такого. Правда.

— Ну да, у вас и сфера другая, и страна другая.

— Да все другое. У нас ведь после соревнований тоже не все понятно бывает: почему у этой пары такой результат, а у той – другой? Прокатались чисто все, но кто-то первый, кто-то второй.

— Вы любуетесь другими парами?

— Любуюсь очень многими, если у меня есть возможность на них посмотреть. Но, слава богу, в последнее время у меня такой возможности нет. Мы ведь всегда выступаем в конце и всегда побеждаем. Надеюсь, все это продолжится спустя четыре года в Пхенчхане.

Источник: http://rsport.ru/interview/20140410/742362417.html