Фигуристка Юлия Антипова, выступавшая в парном катании вместе c Нодари Майсурадзе и затем оказавшаяся на волосок от гибели из-за прогрессирующей анорексии, продолжает лечение в израильской клинике «Шнайдер». Ее родители в откровенном интервью «Sovsport.ru» впервые рассказывают шокирующие подробности этой страшной истории.

Федерация фигурного катания, оплатившая первый этап лечения, от дальнейших платежей отказалась. В федерации считают, что лечение в Израиле стоит слишком дорого и предлагают продолжить восстановление в России, в клинике ФМБА.

Но ее родители по-прежнему остаются в Израиле рядом с Юлей, и вернутся домой не раньше, чем вес Юли достигнет отметки в 50 килограмм. Их родственники взяли кредиты, с оплатой дорогостоящего лечения помогают болельщики, ее отец пытался устроиться в клинику «Шнайдера» кем угодно, лишь бы отработать долг. Оказалось — местные законы запрещают принимать на работу лиц без израильского гражданства.

Вот как выглядела Юлия Антипова в день обращения в клинику «Шнайдер»:

И — в первые дни Нового 2015 года, ее пробежка в парке на территории клиники. По этой дорожке Юля поначалу могла передвигаться только в инвалидной коляске…

«В России мы прошли все круги медицинского ада»

Валерий и Елена Антиповы, передавая друг другу телефонную трубку по очереди рассказывали, почему, несмотря на то, что им пришлось взвалить на себя непомерную финансовую нагрузку, они ни в коем случае не хотят вернуться в Россию, пока вес дочери не стабилизируется на уровне пятидесяти килограмм.

— Как вы справитесь с этим долгами? Ведь вам обоим, насколько я понимаю, пришлось оставить работу?

— Да, пришлось. Потому что жизнь Юли находилась под угрозой. Она отказывалась даже пить воду. Это было так страшно! Мы молились целыми днями, мы по очереди вставали по ночам, чтобы послушать, бьется ли ее сердце. Когда ее привезли в Израиль, даже медсестры клиники «Шнайдер» думали, что Юля не выживет. Конечно, нам они этого не говорили, только потом, когда она пошла на поправку, признались, что, возвращаясь с работы домой, каждый вечер плакали. Директор клиники заходил в ее палату ежедневно, в семь утра, проверял ее показатели по мониторам. Клиника во многом пошла нам навстречу. Нам сделали большие скидки, рассчитав стоимость лечения по минимальным тарифам, по которым лечатся израильские дети. Нам сделали рассрочку. С оплатой помогают болельщики, родственники. Все равно это огромные суммы, мы уже много раз просили разрешить кому-то одному из нас уехать домой, потому что зарабатывать в Израиле невозможно. Иностранцы без гражданства не могут здесь получить работу. Как раз на прошлой неделе у нас состоялась встреча с психологом. Но, по словам психолога, этого делать нельзя. Рядом с Юлей должны находиться оба родителя, мы эмоционально дополняем друг друга.

— Федерация фигурного катания настаивала на том, чтобы продолжать лечение в России. Почему вы отказались?

— В федерации нам говорили так: «Мы полностью доверяем врачам».

— Это логично. Ни Горшков, ни Коган не являются специалистами в лечении анорексии. Кому им еще доверять?

— А у нас есть свое мнение. В России анорексию лечить не умеют. И мы имеем право так говорить после того, как прошли все круги медицинского ада начиная с реанимации электростальской психиатрической лечебницы и заканчивая ФМБА. Нам фактически пришлось сбежать. Юля писала отказы от процедур — она не могла их уже выносить, это было очень больно. Внутривенно ей вводили по полтора литра плотного вещества. У нее отекали ноги. А врачи говорили: «Другого пути нет». Мы просили: «Свяжитесь с израильской клиникой. У них другие методы, более гуманные. Они могут провести для вас видеоконференцию, проконсультировать, у них есть эта услуга. Да, это стоит денег, но лечение в Израиле стоит неизмеримо дороже, надо же спасать ребенка!». Нам отвечали: «Не надо нас учить, мы и сами знаем, как спасти вашего ребенка. Не наша вина, что она пишет отказы от наших процедур. Нам ничего не остается в этой ситуации, кроме как ждать, когда она потеряет сознание, и тогда мы будем проводить процедуры, не спрашивая вашего согласия». Потеряет сознание? Она спортсменка, она даже в таком положении оставалась очень сильной. Она бы не потеряла сознание, она бы сразу умерла. Когда мы потом рассказали в Израиле, как нас лечили, мы услышали: «Это устаревшие методы, так даже в Африке уже не лечат». И Юля все чувствовала. У нее на подсознательном уровне возникла защитная реакция, она понимала, что ей становится только хуже.

«В реанимации электростальской психбольницы в одной палате лежала Юля, в другой — наркоманы и алкоголики»

— Мне по-прежнему непонятно, как Юля оказалась в электростальской психбольнице, зачем вы вообще отдали ее туда?

— Мы очень испугались: она похудела уже до 24 килограмм, отказывалась даже от воды, была очень бледной, почти не двигалась. Федерация фигурного катания нам предоставила врача, Александра Озерова, который сказал, что будет курировать всю эту драматичную ситуацию. Озеров предложил нам приехать с вещами в детское отделение ФМБА на Каширское шоссе. Мы приехали. Обследование продолжалось целый день. Мы были на грани истерики: «Ну начинайте уже что-нибудь делать, видите, Юля лежит на коленях у мамы, она уже и ровно сидеть неспособна!». Наконец, Озеров вышел с заключением: «Это нервная анорексия. Но здесь мы ее оставить не можем, психотерапевты в отпусках, этим некому в данный момент заниматься. Уезжайте домой, завтра мы примем окончательное решение, о том, что теперь делать». Мы подчинились. На следующий день нам предоставляют реанимобиль, который должен нас отвести… в Электросталь.

— Почему в Электросталь?

— Мы тоже, мягко говоря, очень удивились. Обычно все в Москву едут, а нас отправляют из Москвы. Озеров сказал: «Там Юле помогут. Решайтесь, время терять нельзя». Мы добирались четыре часа. Приехали только под вечер. Увидев это здание… Нет слов, чтобы его описать! Оно было в гораздо большей степени похоже на тюрьму, чем на больницу. Пятница, вечер. Врачей нет, заниматься Юлей начнут только с понедельника, а пока предлагают ее просто там оставить. Мы соглашаемся, мы все еще верим врачам. И Озеров нас убедил… Там Юлю помещают в реанимацию. В одной комнате — она, в другой — наркоманы и алкоголики. Один общий туалет на две палаты, весь заблеванный. На столе стоит железная миска, из таких обычно собак кормят. Мы об этом узнаем уже потом. Когда Юле разрешают взять планшет, и она начинает нам писать, выходя в Интернет. Обращение грубое, ее там постоянно оскорбляли, требуя, чтобы она ела в таких выражениях, которые и цитировать не хочется.

— Отчего же вы не забрали ее, как только узнали об этом?

— Озеров продолжал говорить: «Не поддавайтесь панике, вашей дочери там помогут». Потом в федерации говорили, что не знали всех этих подробностей, что у Александра Горшкова волосы на голове зашевелились, когда ему рассказали все это. Но, как бы там ни было, на том этапе в этой жуткой больнице Юле действительно помогли. А потом, когда ее перевели в ФМБА начался другой кошмар с введением питания внутривенно. Однако вес стоял на месте. Все было бесполезно. Мы были правы, увезя ее из России. Сейчас она весит 42 килограмма, она снова стала веселой, снова поет — это наша, прежняя Юля, какой она была до того, как попала в парное катание.

«Даже олимпийская чемпионка Тотьмянина боится встреч с Павловой, а ведь сколько лет прошло»

— Что именно с ней сделало, как вы считаете, парное катание?

— Не парное катание, а один человек. Наталья Павлова.

— В последний год, когда все это случилось, Павлова уже не была тренером пары Антипова-Майсурадзе.

— Мы потребовали от федерации, чтобы нам заменили тренера. У Юли был прекрасный партнер, Нодар Майсурадзе. Он обращался с ней, как с хрустальной вазой, он никогда ее не ронял! Они потрясающе смотрелись вместе, это было понятно уже с первой тренировки, когда они взялись за руки и поехали. Нодар очень уважал Юлю, ему очень нравилась ее интеллигентность, он даже стал сам меняться под ее влиянием, говорил, что благодаря Юле увидел мир, жизнь совсем по-другому: чистой и светлой. Но и к Нодару у нас есть вопросы. Он часто повторял: «Юлька, тяжело…». Ну ты подкачайся, чтобы тяжело не было!

— Это обычная тема в парном катании. Партнерши должны жестко контролировать вес.

— Но не так, как это было у Павловой! Когда Юля не могла себе позволить выпить лишние сто грамм воды, потому что они сразу отражались на весах. Она ела сухую еду, вплоть до чипсов. Их съешь, и вроде бы как сыта, и весы не показывают прибавки. Эти постоянные взвешивания, этот прессинг: «Если ты наберешь вес, у Нодара будет другая партнерша». Нам как бы дали другого тренера, но Павлова продолжала присутствовать на тренировках и смотреть на Юлю своим знаменитым прожигающим насквозь взглядом… Этот взгляд немногим дано было вынести: олимпийская чемпионка Татьяна Тотьмянина до сих пор боится встречаться с Павловой, своим бывшим тренером, а ведь сколько лет прошло, и она давно уже вне спорта!

— Артур Дмитриев говорит, что окончательная потеря веса, сделавшая состояние Юли крайне опасным произошла на отдыхе.

— Нет! На сборах в Адлере. Когда Юле прописали препараты, содержащие железо, чтобы поднять уровень гемоглобина, а при анорексии этого категорически делать нельзя! У нее началось расстройство желудка, и при этом она продолжала тренироваться. Хореография, лед… И снова перестала есть и пить. Она просто не могла. Я забрал ее, привел в кафе, купил тарелку наваристой ухи, она съела, и я немного успокоился. Все-таки ест! Но на тренировки я ее уже не отпускал. Мы хотели просто пожить в Сочи — ей там нравилось. Солнце, море. Она ела каши, мы с женой делали ей фруктовые коктейли. Но нам сказали, что она на работе, а не в отпуске, и что нужно возвращаться в Москву. Возвращались домой на машине, и у дочери снова произошел отказ от еды и питья, она домой совсем не хотела, ее настроение испортилось. Анорексия же напрямую связана с психологическим состоянием! Дома она попросила отпустить ее к сестре в Швецию. Сказала, что там, сменив обстановку, сама начнет есть. А мы уже присмотрели в Швеции одну клинику, которая занимается подобными проблемами. И вскоре приехали туда вслед за Юлей. Но эта клиника оказалась очень дорогой: 50 тысяч рублей в сутки. И остаться, чтобы добиться результата, нужно было на длительный срок.

— Почему же потом, в Москве, вы, по словам Дмитриева, долго не обращались к врачам?

— У нас сильный ребенок. Вы думаете, девочка в 16 лет, с самостоятельным, чемпионским характером, — а Юля у нас очень волевая, — не может оказать родителям сопротивление? Да, она его оказывала. Говорила, что справится сама.

— Но не смогла. Не получилось. Скорее всего, о возвращении в фигурное катание речь уже не идет?

— Почему? Когда все это случилось Юля о фигурном катании ничего не хотела слышать. И не могла разговаривать даже по телефону ни с Артуром Дмитриевым, ни с Нодаром. А теперь… У нее в клинике бывают «Часы труда». На которых дети рисуют, делают поделки. Все ее поделки — это коньки, рисунки — коньки… Все будет зависеть от нее. В этом году ей запрещены любые нагрузки, потому что вероятность рецидива сохраняется, анорексия в первый год еще может вернуться. А через год — посмотрим.

www.sovsport.ru