Светлана Соколовская: Самарин не столько балетный, сколько спортивный мальчик

Тренер Светлана Соколовская, чей ученик Александр Самарин возглавляет после исполнения короткой программы турнир одиночников на чемпионате России по фигурному катанию, поделилась со специальным корреспондентом «Р-Спорт» Еленой Вайцеховской своими соображениями о четверном лутце, «кошачьих» ногах и откровениях в интернете.

Все и сразу

— В короткой программе тренеры обычно переживают за прыжки учеников. Вы же, стоя у борта, так пристально отслеживали шаги, которыми Александр завершал короткую программу, и так бурно реагировали, словно в этой дорожке шагов запрятано какое-то невидимое публике «ультра-си». 

— Не скажу, что мы как-то по-особенному зациклены на технике, но определенная сложность у Самарина с этим есть. Саша – не столько балетный, сколько спортивный мальчик. Я бы даже сказала, «военный» по своему характеру. В нынешнем мужском катании эти качества не слишком востребованы, мягко говоря. Поэтому мы очень много работали над программой, чтобы добиться должной презентации. В те же дорожки вложено невероятное количество сил нашего хореографа Ирины Тагаевой, Максима Завозина, который помогает работать над скольжением. На тренировках уже реально видны результаты этой совместной работы. Даже Татьяна Анатольевна (Тарасова) это отметила, когда приезжала к нам в ЦСКА. Поэтому мне так сильно хотелось, чтобы это оценили и судьи тоже. Чтобы Сашка сумел показать им все наработанное.

— Самарин и без того совершил колоссальный скачок. Освоил в этом сезоне четверной лутц, включил его в короткую программу одним из двух четверных прыжков, но вы, похоже, хотите «всего и сразу»?

— Ну так если все получается в тренировках, конечно, хочется, чтобы было «сразу».

— Вы как-то сказали, что с самого начала совместной работы ставили перед Самариным максимальную задачу. И, похоже, ничуть не сомневались, что она реальна.

— Да. Просто когда мы начинали работать, это я знала, а не он.

— Но хотя бы небольшие сомнения в том, что ученик справится, у вас имелись?

— Я не сомневалась ни одной секунды. Единственное, чего боялась, что сама сделаю что-то неправильно, и могут случиться травмы. Сашка ведь длинноногий. Поэтому я не то, чтобы тормозила рабочий процесс, но в каких-то ситуациях немножко замедляла его.

— Не совсем улавливается связь между потенциальной опасностью травм и длиной ног фигуриста. 

— Длинные ноги, как правило, не мягкие, не «кошачьи». Их надо очень тщательно и очень грамотно готовить к работе. Считаю, что сделала очень правильный шаг, обратившись к Леониду Моисеевичу Райцину. Благодаря его помощи нам удалось очень сильно ускорить свои планы на сложность.

— Райцин вроде бы не работает со спортсменами в выездном режиме.

— Сашка сам ездит к нему три раза в неделю, и эти занятия довольно длительные. Я и сама постоянно советуюсь с Райциным. Он постоянно корректирует нашу работу в части специальной подготовки.

— Сейчас, особенно после того, как травмировалась Евгения Медведева, нередко можно услышать, что одиночное катание стало слишком сложным, чтобы можно было избежать травм. Разделяете такую точку зрения?

— Это все настолько индивидуально, что я бы вообще не стала грести всех под одну гребенку. Но мы, собственно, и занимаемся с Райциным, чтобы приобрести целый комплекс качеств. Это и профилактика травм, и физическая сила, и выносливость, и свобода тела на льду. С этой же целью Саша три раза в неделю занимается хореографией. Здесь невозможно разделить: мол, вот это мы делаем для этого, а то – для того. Есть целый комплекс, направленный на достижение результата.

— Почему вы выбрали Райцина? Что такого он способен дать спортсмену, чего не могут другие специалисты?

— Я не сказала, что другие не могут. Просто Леонида Моисеевича нам довольно давно рекомендовала Тарасова – он работал с ней еще с тех времен, когда она готовила к Олимпиаде в Нагано Илью Кулика. Но я такой человек, что сначала должна сама понять, что именно может дать та или иная работа, и уже потом рекомендовать это своему спортсмену. Правда, в этом случае довольно быстро поняла, что Татьяна Анатольевна с ее колоссальным опытом, конечно же, права. И уже месяца через два после начала работы Самарина с Райциным увидела результат и интуитивно поняла, что с выбором специалиста мы снова попали в «точку», как это было и с Тагаевой, и с Завозиным.

Мечта о четверном

— Вы не слишком опытный тренер в сравнении с большинством коллег. Не бывает страшно идти по пока еще нехоженому тренерскому пути?

— Мне вообще всегда страшно. Я настолько люблю Сашу и до такой степени в него верю, что страх порой возникает от мысли, что зрители могут не увидеть то, что вижу в своем спортсмене я.

— А что видите вы? Самарин ведь не относится к типу фигуристов, в которых безоговорочно влюбляешься с первого взгляда.

— Согласна. Сашка был поначалу совершенно внешне не интересен. Даже в этом сезоне, когда мы приехали в Сочи на контрольный прокат, меня многие спрашивали: «Свет, у тебя вообще что с головой? Ты ей думать пробовала? Какой четверной лутц? Да еще в двух программах? Пусть он свои тулупы сначала прыгнет». А я четко знала, что Сашка прыгнет лутц. Знала, что он может это. Просто он «долгий» — ему нужно больше времени, чтобы освоить элемент. Но если он пришел к пониманию элемента, выучил его – это уже очень основательный навык. Мы ведь этот лутц выучили, когда мечтали попасть на командный World Team Trophy. Сашка был на том турнире запасным, и я мечтала, что он покажет там лутц и хоть так обратит на себя внимание.

— Больше, получается, было нечем? 

— Ну, так нам же постоянно «комплименты» отвешивали: не едет, не катается, деревянный…

— Таким спортсменам приходится гораздо больше работать, чтобы достичь того результата, который большинство фигуристов достигает «малой кровью». Как на все это хватает времени?

— На самом деле мне никогда его не хватает. Дают полтора часа льда – мало. Два – тоже мало. Тем более, что всегда есть, чем заняться. Дай мне волю, я, наверное, работала бы круглосуточно.

— А если спортсмен сбежит от таких нагрузок?

— Сашка? Не сбежит. Он сам этого хочет. Я даже торможу порой – в последние дни перед чемпионатом России давала по одной тренировке.

— В прошлом году, когда ваш спортсмен отобрался в сборную, вы произнесли фразу: «Разобьюсь в лепешку, но вытащу из этого парня то, что в нем заложено». Когда и как вы успели его рассмотреть?

— Это было 8 марта, мы всей семьей отдыхали в Майами. И тут я получаю смс от Лены (Буяновой), что Самарин ушел от своего тренера и надо, наверное, брать парня, потому что иначе он просто уйдет из ЦСКА в другое общество. Я ответила, что действительно, надо брать. Мальчиков-то у нас в школе – раз-два, и обчелся.

При этом Самарин поначалу не нравился никому. Более того, когда я вернулась в Москву, то узнала, что он не катается – лечит спину. Подумала даже: мол, взяли, называется, спортсмена! А потом мы вместе поехали на сбор, и я увидела, как парень работает. И обалдела. Поняла, что когда человек готов так трудиться, ему нельзя не протянуть руку.

— Вы настолько добрый и альтруистичный человек?

— Я, прежде всего, мать. И к спортсменам стараюсь относиться, как мать. Люблю, помогаю, тяну до последнего, пока сам человек готов брать то, что я способна ему дать. До этого как-то так повелось, что ко мне приходили спортсмены, которые вроде как никому уже были не нужны — Никита Михайлов, Полина Шелепень. И каждый раз я говорила: я попробую! Самарин был из этой же серии.

По отношению к нему я тоже поначалу повела себя как мать. И только потом поняла, что рядом с Сашкой превращаюсь в тренера. Он невероятно меня в этом смысле раскрутил. С ним мне захотелось попробовать и это, и то, и другое, и третье. Хотя в целом он ведь самый обыкновенный спортсмен. Самый большой плюс – это его спортивное нутро и умение трудиться. И воспитание. Все ведь, так или иначе, от семьи идет.

Досягаемый космос

— Тренеры обычно жалуются на родителей своих учеников.

— Родителей Самарина я не вижу и не слышу. Папа иногда встречает нас в аэропорту, мама работает в ЦСКА администратором, но на тренировки никогда не ходит. Общаемся в основном смс-ками.

— Неужели хотя бы иногда не хочется, чтобы родители пришли, посмотрели, как классно все у вас получается?

— Сашка запретил. Не любит он этого. Я успела было привыкнуть, что мама иногда в щелочку во время тренировки поглядывает, а тут он мне и говорит: мол, все, не будет больше этого. Вырос парень.

— Вам часто доводится сталкиваться с негативной оценкой как тренера в свой адрес?

— Впервые я столкнулась с этим, можно сказать, случайно. Кто-то сказал: мол, при случае загляни в интернет, почитай, что о тебе пишут. Я заглянула.

— Узнали, надо полагать, много нового о себе?

— Немало. Что я, оказывается, уже загубила кучу спортсменов, которых у кого-то до этого забрала… Честно скажу, удивилась. Всегда всем говорила: если ко мне есть какие-то вопросы, ты подойди, у меня спроси! А здесь пишет какой-то человек, которого я никогда в жизни не видела. И как я должна на это реагировать? Начинать оправдываться? Я даже потом к автору этого опуса подошла – поинтересоваться: за что мне такая честь? О других тренерах – по две строки, а в отношении меня – целая биография, расцвеченная во все оттенки черного. Поверьте, если бы я такое о тренере прочитала, никогда в жизни к нему бы не пришла. Долго тогда думала: кому ж я так мешаю-то?

На катке я тоже как-то услышала достаточно обидную фразу в свой адрес — мол, Соколовской ушли, значит, ничего не получится. А что не получится? Если спортсменов и так все уже бросили? Вообще не понимаю, если честно: как можно своего ребенка растить, растить – и бросить, допустить, чтобы он ушел. Полине Шелепень, кстати, не раз говорила, что считаю неправильным ее уход от Этери (Тутберидзе). Потому что Этери ее растила много лет.

— В российском мужском одиночном катании так повелось, что кто-то один всегда стоит особняком и считается в некотором роде недосягаемым. Сначала это был Евгений Плющенко, потом — Максим Ковтун. Мысль о том, что как ни старайся, наверх не пробиться, на вас хотя бы иногда давила?

— Ну вот смотрите, какая ситуация сейчас: есть Миша (Коляда). Считаю, что это правильно, что год назад он стал лидером. Но мы садились с Сашей и подробно разбирали: за счет чего можем к этому уровню приблизиться, что и как нам нужно делать, чтобы стать лучше. Я раскладывала всю подготовку на составляющие: здесь у нас лучше, здесь хуже, здесь средненько, а вот здесь – вполне может быть. То, что сейчас показывают одиночники — это ведь не какой-то недосягаемый космос. У всех такие же руки, такие же ноги. Да, кого-то из них отличает природное скольжение, которого нет у нас. Но если мы в этом  проигрываем, значит, работать нужно не в два раза больше, а в четыре, чтобы поднять качество скольжения на максимально возможный уровень. Двигаться нужно, считаю, именно в этом направлении. А не искать, за что зацепиться, чтобы всем потом рассказывать, что тебя засудили.

— Какое значение для Самарина имеет тот факт, что фигурное катание – это хорошая возможность заработать?

— Это точно для него не главное. Вообще, он — патриот.

— Каким-то очень странным тоном вы это произнесли.

— Так я сама обалдела, когда поняла, до какой степени для Сашки все это важно. Гимн, флаг, защита отечества. Когда мы впервые поехали на этап взрослого Гран-при, и диктор объявил: «Александр Самарин. Россия», Сашка на глазах преобразился. Я прямо увидела, как его переполняют чувства. Не знаю даже, хорошо это или не слишком. Он все время внутренне боится кого-то подвести. Однажды я даже не выдержала. Сказала, чтобы он немедленно выбросил все это из головы. Чтобы просто выходил и катался.  Вот он и катается…

Поиск