Фигуристка Юлия Антипова по скайпу из израильской клиники «Шнайдер» рассказывает нам о том, почему она заболела анорексией, и оказалась в шаге от гибели. Юле хотелось бы вернуться в фигурное катание, но представить себя рядом с прежним партнером Майсурадзе и тренером их пары она не может категорически.

С тех пор, как Юлю госпитализировали, она ни разу не разговаривала с Нодари Майсурадзе даже по телефону.

«До меня анорексия была у Любы Илюшечкиной, которая тоже каталась с Майсурадзе у этого тренера»

— Юля, анорексия – заболевание психологическое. Что, как вы считаете, вас привело на этот путь?

— Дело в том, что пока я выступала в одиночном катании, ни о чем подобном я даже не думала: «Худеть, любой ценой»… Вернее, не то, чтобы совсем не думала. Но как-то все происходило в рамках разумного: поправилась чуть-чуть – ничего страшного, похудела после этого – хорошо, молодец. Когда я попала в парное катания, я знала, что здесь вес – это очень серьезная тема, но я не думала, что настолько, и что тренер будет держать меня на диете постоянно!

— Как и в балете, и в художественной гимнастике.

— Может быть, я не знаю, что происходит там, но, по-моему, с парным катанием ничто не сравниться. Это было постоянное давление: ты чуть-чуть поправляешься, и партнеру уже тяжело, он не в состоянии удержать равновесие во время поддержки, или вообще может тебя уронить. Павлова говорила: «Либо ты уходишь обратно в одиночное катание, либо принимаешь мои условия». А диету мне на самом деле прописала даже не Наталья Павлова, а Артур Дмитриев: утром чай, немного творога, днем мясо, овощи. Вечером – огурчик, помидорчик, если не наелась – еще один огурчик. Но когда ты тренируешься с полной нагрузкой, такой еды явно недостаточно. Нужны витамины, микроэлементы – питание должно быть сбалансированным! Я чувствовала, что у меня все уходит в минус, даже не жир уходит, а силы…

— Насколько я понимаю, главная проблема в том, что во всем этом не участвовал диетолог, ситуацию с весом пытались решать тренеры – в той мере, в какой они разбираются в вопросе. Оказалось – разбирались недостаточно.

— Да, диетолога не было! А что я… Я приехала в Москву из Зеленограда. Очень хотелось чего-то добиться в фигурном катании. Поэтому я старалась, я делала все возможное. Я спрашивала себя: «Неужели Бог не увидит моих стараний и меня не наградит?». Я не знала, кто такая Павлова Наталья Евгеньевна, но мои родители знали. И когда появилась возможность попасть к ней и попробовать себя в парном катании – мы пошли. Поначалу никаких казусов не было: хороший тренер, все в порядке. Но затем наступил такой момент, когда я летом начала поправляться, потому что у меня начался переходный возраст. И меня посадили на диету. У меня начала расти грудь, попа – это же никому не нужно в парном катании! Ну а дальше… Наталья Павлова действительно видела каждые сто грамм веса. Они могла начать орать на тебя на тренировке, она что угодно в такие минуты тебе говорила. А партнер поддерживал ее: «Юль, ну если хочешь, чтобы она на тебя так не орала – худей».

— Фактически партнер объединился с тренером? И вы —  уже вторая фигуристка по счету, «выходящая» из этого треугольника с анорексией?

— До меня анорексия была у Любы Илюшечкиной. Которая тоже каталась с Нодари Майсурадзе у Натальи Павловой. Она в своих дневниках такое писала… Да, когда против тебя объединяются партнер и тренер – это очень нелегко. Нодар мог бы сказать: «Наталья Евгеньевна, не кричите, партнерша у меня нормальная, я ее легко поднимаю». А он говорил совсем другое. Павлова давно была его тренером, они вместе работали еще в Петербурге, поэтому Нодар всегда был на ее стороне. Но в принципе, там подход такой, что мальчик – это божество, а девочка – расходный материал. Хотя я считаю, психологическая устойчивость девочки в паре очень важна. Партнер может бросить тебя и криво, а тебе нужно выровняться в воздухе, правильно приземлиться и с этого выброса выехать.

«Я обняла папу и заплакала: «Мне пришлось сказать, что я остаюсь»

— Кстати, ваши родители считают, что Нодар был для вас очень хорошим партнером.

— В этом смысле – да. Он обращался со мной на льду очень бережно, он действительно не мог меня уронить. Во многих отношениях он был просто идеальным. Во-первых, он никогда не падает с прыжков, за всю свою карьеру он, может быть, всего один раз двойной сделал вместо тройного, и это все. Но в плане веса он взял сторону Павловой…

На сборах в Новогорске Наталья Павлова приходила с нами в столовую и следила, чтобы я не съела ничего лишнего. Когда за тобой вот так следят, конечно, ты не съешь. Сидишь, чаек попиваешь и уходишь голодной. Как будто на чайке можно потом тренироваться. Я не знаю, почему вот пары Нины Мозер нормально питаются? В их группе есть совсем молоденькая девочка, Лина Федорова. У нее тоже был переходный возраст, и она поправилась. Но ничего, ее никто не заставлял голодать, и все элементы на льду она очень хорошо делает.

— Когда вы почувствовали, что это – анорексия, и сил больше нет?

— Наверное, после чемпионата мира в Саитаме. Уже с тех пор, как мы перешли от Павловой к Артуру Дмитриеву, сил у меня было очень мало. И тяжело было кататься. Но я боролась…. Пока могла. По идее, Дмитриеву нужно было сразу меня куда-нибудь сдать, видя, что я собой представляю. Я ведь уже и простужалась часто, болела. Но он проводил полноценные тренировки и говорил моему папе: «Девочку надо подкормить».

— Артур хотел, чтобы вы жили в Интернате рядом с катком.

— В общежитии? И что бы изменилось? Там же питание не диетическое. Макароны, сосиски, пельмени, майонез.

— «Девочку надо подкормить». И в результате проблемы питания оказываются проблемами этой девочки, еще школьницы? Диетолога нет, и как есть, чтобы не набирать вес, девочка просто не знает?

— Когда меня родители только привели к Павловой, на первой же тренировке, на построении, там официально попросили родителей больше ни о чем не беспокоиться. Они отдали своих детей в надежные руки, здесь много хороших специалистов, за всем наблюдают врачи, и диетологи тоже есть. Папа хотел мне на лед бутылку воды передать, папе сказали, что не нужно этого делать. Это лишнее. «Вам же сказали – о вашем ребенке мы здесь позаботимся». Как есть, чтобы у тебя были силы на тренировки и выступления и в то же время за каждую прибавку в сто грамм на тебя кричат? Что может решить в такой ситуации девочка? Не есть ничего вообще. И вот так я дошла до такого же состояния, как Илюшечкина. Правда, в каком-то смысле положение Илюшечкиной было получше: она весила все-таки 38 килограмм, просто с ней уже работал психолог. А я чувствовала себя полностью загнанной и тоже понимала, что мне нужно психолог.

Мы с родителями приехали в федерацию, это был долгий разговор. Родители сказали: «Мы хотим забрать Юлю из фигурного катания. Ребенок у нас потерял восемь килограмм. Все может закончиться очень плохо». На что нам ответили: «Как это забрать? На пару Антипова-Майсурадзе сделаны большие ставки, вы хоть знаете, что вы запасные на Олимпиаде в Сочи?». Потом моих родителей попросили выйти и оставили нас с Нодаром. И началось: «В тебя государство вложило столько денег, а ты хочешь уйти». Многое мне хотелось там сказать. Но я человек совестливый, на меня эти слова подействовали. Хотя я уже не хотела заниматься фигурным катанием. Ничего я уже не хотела. Когда я вышла из кабинета, я обняла папу и заплакала: «Папа, мне пришлось сказать, что я остаюсь… Я не знаю, как это получилось…». Папа пошел туда. Он хотел выяснить, могу ли я пойти к Нине Мозер.

«Нодар говорил: «Юлька, я за тобой хоть на край света», но это были пустые слова

— Вы хотели к Нине Мозер?

— Потому что это адекватный тренер. Папе сказали – нет, у Мозер сейчас очень много пар. Главное, мне хотелось уйти из этого Ледового дворца. Нам в федерации смогла предложить только Артура Дмитриева. И то в том же Ледовом дворце. Я была не согласна, но я… согласилась. Все по той же причине. Когда мне говорят о том, сколько сделало для меня государство, мне как-то тяжело возразить.

— А на другой чаше весов – своя собственная жизнь?

— Да. И я осталась в том же Ледовом, и по сути у Павловой. Потому что формально тренером стал Артур Дмитриев, а фактически им оставалась Павлова. Я чувствовала, что планы тренировок – ее, какие-то указания – тоже ее, я постоянно сталкивалась с ней на катке. И еще удивлялась поначалу: а почему она стала такой доброжелательной? Да потому, что все в порядке: я по-прежнему под контролем. Мне кажется, если бы Артур Валерьевич не находился под влиянием Павловой, он бы меня уже куда-нибудь сдал. Я все-таки была очень слабой. Но Павлова говорила «Не надо», и поэтому он ничего и не делал.

— В госпитале вы часто рисуете коньки на уроках труда?

— (Юля поднимает над головой свою поделку. Потрясающе! Это конек, сложенный из прозрачных капсул из-под витаминов). Знаете, я беру эти капсулы, которые нам выдают на уроках труда, разделяю их пополам. Сначала наношу на дощечку рисунок, а потом приклеиваю капсулы. Если честно и откровенно, то я скучаю. И когда я была в маленьком весе, я скучала, и теперь тоже скучаю. Просто когда человек занимается фигурным катанием десять лет, то как это можно просто забыть?! Бывали моменты, когда хотелось все бросить, настолько все надоело, а уже на следующий день хотелось себя спросить: «Что я делаю?! Я же не могу без фигурного катания!».

— Однако снова встать в пару с Нодаром вы уже не готовы?

—  Я что, самоубийца, чтобы вернуться в этот же Ледовый дворец, к этому партнеру и этому тренеру?! Я не смогу уже с ним кататься. Нодар – с Павловой. Все его действия находятся под влиянием Натальи Евгеньевны. Их не разделить. Здесь уже ничего не сделаешь. Он хоть и говорил: «Юля, я пойду за тобой хоть на край света!», это были просто пустые слова.

— Вы даже не разговариваете по телефону?

— Я не хочу.

— В любом случае ваше возвращение – это тема отдаленного будущего?

— Конечно. Несмотря на то, что я уже хорошо кушаю, анорексия – заболевание коварное, и должно пройти достаточно много времени, чтобы положительное отношение к еде у меня закрепилось, вошло в привычку. Вы спрашиваете о Нодаре, и почему я не хочу с ним разговаривать… Я чувствую, что мне нужно избегать любых напоминаний о травмирующем прошлом. Иначе болезнь может вернуться.

www.sovsport.ru